Анатолий Вилинович - Остап Бендер в Крыму

В четвертом веке до Рождества Христова, царь боспорский Асандр решил овладеть богатым и независимым Херсонесом. Но видя, что ему войной не покорить херсонитян, решил хитростью добиться своего. Он попросил у Ламаха для своего сына руки Гикии. Архонт Херсонеса согласился на брак, но с условием, чтобы дочь осталась в родном городе. Когда Ламах умер, к мужу Гикии, босфорскому царевичу, стали наезжать воины его отца. Они привозили подарки, но затем как-то тайно исчезали из города. Гикия начала следить за ними и вскоре узнала, что в подвалах ее дворца тайно находятся около двухсот воинов царя Асандра. Она поняла, что это тайное войско ждет удобного момента, чтобы напасть врасплох на город. Установила, что и в море уже готов был флот для помощи им. Тогда Гикия, сообщив согражданам о заговоре, заперла все выходы из дворца, облила его маслом, обложила хворостом, и подожгла. Дворец стал костром, в котором сгорел ее муж с заговорщиками, посягнувшими на свободу ее города. И две статуи из меди увековечили ее имя, товарищи…

— Ой, интересно, — сказал пожилой рабочий, и послышались такие же возгласы других.

— Так она похоронена там, где статуи? — спросил Бендер.

— Это спорный вопрос, товарищи. Видите ли, херсониты хоронили умерших за стенами города, чтобы сохранить чистоту воздуха у своих домов. Гикия же, в награду за свою услугу Херсонесу потребовала, чтобы ее похоронили в стенах города. Граждане дали ей клятву, что исполнят ее желание. Прошло несколько лет, и мудрая Гикия задумала испытать верность клятве горожан. И она притворилась умершей. Печаль охватила народ Херсонеса. Но старейшины нарушили клятву и постановили похоронить Гикию за городом. И вот когда похоронная процессия подошла к яме, Гикия поднялась из саркофага и стала горько упрекать граждан в обмане и нарушении клятвы. Пристыженные старейшины вновь поклялись исполнить ее желание и даже позволили ей избрать внутри города место для погребения, которое отметили его медным позолоченным бюстом…

Захваченные интересным рассказом Южиной слушатели, в том числе и Бендер с Балагановым, не обратили внимания на подошедшего к их группе высокого представительного человека в модном, светлом в крупную клетку, костюме, с интеллигентным лицом. Его черные волосы прикрывал, сдвинутый чуть набок, котелок. А воротник белоснежной рубашки украшал галстук-бабочка.

— Так ее все же похоронили на том месте? — спросил один из рабочих.

— Утверждать этого нельзя. Но в 1826 году под стеной города была открыта гробница, где были найдены золотое ожерелье, бронзовое зеркало, ножные серебряные обручи, бусы из янтаря и агата, два золотых перстня, две серебряные бляшки с вытесненным на них бюстом Афродиты и двумя амурами по сторонам ее, серьги в виде рысьих голов, топазы, масса древних монет и много-много других вещей из этого маленького подземного музея. Несомненно, что в этой гробнице была похоронена женщина, и, быть может, это именно героиня своего города Гикия, о которой я вам рассказала, товарищи…

Кто-то зааплодировал, его поддержали и другие. Захлопали в ладоши и компаньоны. Слыша слова благодарности, Южина направилась в музей. Проходя мимо Бендера, она негромко сказала:

— Если не ошибаюсь, товарищ, то тот щегольски одетый человек, не иначе как муж нужной вам Анны Кузьминичны. Он греческий коммерсант, как мне известно.

— Да неужели! — воскликнул Остап, оглянувшись на человека в котелке. Премного благодарен…

Южина ушла своей дорогой, разговаривая по пути с тем рабочим, который сообщил ей о находке плиты, а компаньоны направились к мужу бывшей графской горничной — греческому негоцианту. Но остановились, ожидая, когда тот закончит, по всей видимости, тет-а-тет разговор с одним из рабочих-землекопов. И когда иностранный коммерсант, переговорив, быстро пошел от него, Бендер дромадерским шагом двинулся за ним, но тут же остановился. Он и Балаганов увидели, как к щегольскому негоцианту подкатил автомобиль, из него выскочил Донцов и бесцеремонно затолкал грека в машину.

— Оля-ля, у этого греческого негоцианта нелады с законом, Шура, а, следовательно, нам надо поостеречься. Я не ошибусь, если скажу, что этот сборный автомобиль…

— Да, Остап Ибрагимович, — подошел Козлевич. Истомившись ожиданием, он подъехал к самым воротам музея. А когда увидел, как его друзья устремились оттуда за женщиной с рабочим, то не преминул подъехать к месту находки древней плиты и даже послушал часть рассказа Южиной. И вот сейчас подтвердил: Этот авто из НКВД, я его видел там тоже. Машина, как и мой «лорен-дитрих», сборная. Колеса «мерседеса» и «пеуса», мотор фордовский, Остап Ибрагимович, а кузов склепанный из частей других машин.

— И тот, который затолкал грека в машину, был тоже тогда с теми, которые подъехали на своем «майбахе», — подтвердил Балаганов.

— Все это так, камрады, все это так… — Бендер подошел к рабочему, который с озадаченным видом смотрел вслед уехавшей машине с его недавним собеседником. — Уважаемый товарищ, у меня должен был состояться разговор с тем господином, а он… — развел руки в неопределенном жесте Остап.

— Да, что-то его артельные дружки не очень-то… — покачал головой тот, очищая лопату от земли.

И Бендер понял, что рабочий не уловил, что грек арестован, так как энкавэдисты были в гражданской одежде и довольно приличной по виду. «Тем лучше, — подумал Остап, — попробуем поговорить с трудягой». И он сказал:

— Вылетело из головы, из какой артели дружки…

— Из ювелирной, какой же еще, — усмехнулся землекоп. — Так и рыщут они вокруг раскопок, чтобы приобрести по дешевке то, что выкопаем…

— Но, конечно, не каменную плиту, — засмеялся дружелюбно великий хитрец.

— Золотишко ему подавай, изделия какие-нибудь, а камень к чему ему.

— Вот и хотел предложить я ему кое-что, дорогой товарищ, — вздохнул сожалеющее Бендер. — А он укатил… Домой надо, наверное, к нему завернуть.

— Надо, так надо, — солидно ответил рабочий.

— Знаю, что живет он на Большой Морской, а вот номер дома… — задумался, вроде бы, Остап, — не помню… Не подскажете, уважаемый?

— Номера и я не помню, а так… наглядно, знаю где он живет, гражданин, внимательно посмотрел на Бендера рабочий.

— Ну, магарыч с меня, дорогой товарищ! Автомобиль у нас, поехали? И домой завезем вас, после трудов праведных, — улыбаясь землекопу, просительно и многообещающе произнес Остап.

— Если магарыч, то можно и съездить, чего не съездить, — кивнул важно рабочий. — Возьми и мою, — сказал он молодому землекопу, собирающему лопаты, кирки, ломы, которые тот затем уносил в деревянную будку. — Григорием Ивановичем меня величают, — ответил он затем на вопрос Бендера, когда они шли к машине.