Анатолий Вилинович - Остап Бендер в Крыму

— А то, что называется и у вас, и у нас контрабандой, понимаешь.

— Ничего не понесу, только себя. У меня ничего и нет.

— Э-э, — покачал головой старик, и хвост его тюрбана закачался в такт покачивания головы. — А вот скажи, там, в Турции, или еще дальше, у тебя родственники есть? Те, которые дадут тебе кусок хлеба?

— Нет, отец, таких у меня ни в Турции, ни дальше нет. Тех, которые уехали раньше, мне будет трудно разыскать. Разве что, вот одна… — Ксенофонтов вспомнил о графине Воронцовой-Дашковой, к которой он собирался обратиться от имени Екатерины, но промолчал. Так как совсем не представлял, где она проживает. Но, полагал он, конечно же, не в Турции.

— Да, совсем, совсем плохие твои дела, если так, — мотал свисающими с головы концами тюрбана аджарец. Он подошел к открытому окну, выплюнул жвачку, вернулся, все еще покачивая головой.

— Да, уважаемый человек, плохие мои дела, верно, — сочувствуя самому себе, выдохнул Вадим. — Но, все же, скажите, сколько надо заплатить, чтобы меня провели на ту сторону?

— Э-эх, дорогой, чтобы ты знал, то тысячи две, не меньше. Так как ты бедный человек, а с другого — много больше.

— Тысячи две?! — ужаснулся бывший поручик.

— А как ты думал, дорогой? Очень опасно сейчас стало, очень опасно.

— Это мне понятно, понятно… Хорошо, отец, если я наберу, достану эти деньги, где я тебя могу найти?

— Здесь меня и найдешь, дорогой. Я ночным сторожем в порту служу. Вот видишь? — указал старик в открытое окно. — Лодки на берегу, сторожу их. Чтобы кто-нибудь не уплыл на одной из них. Хочешь, лодку дам, дешевле будет. Но знаешь, дорогой, много надо плыть веслами. И тоже опасно, понимаешь.

— Э-э, нет, отец, на веслах я за ночь не доберусь до Турции.

— Как веслами работать будешь, какой ветер пойдет, волну какую подымет, дорогой, — вздохнул аджарец.

Ксенофонтов слушал старика, а сам думал о том, как ему собрать такие деньги. С его мизерной зарплатой потребуются годы. Жить впроголодь, чтобы собрать такую сумму. А потом что? Голым и босым оказаться на чужбине? И кольцо, подарок графини, нужных денег не даст.

Он поблагодарил старого аджарца и вернулся к ожидающей его Екатерине. Когда он с удрученным видом сел рядом, женщина, глядя на него, сказала:

— До отхода «Пестеля», Вадим, осталось полчаса. Послушай меня, вернемся вместе в Сухум. Обещаю следующим рейсом привезти тебе кольцо Елизаветы Андреевны. Но и оно не оплатит твою затею. Я слышала многие слова старика. Аджарец подтверждает, что ничего хорошего на той стороне тебя не ждет. Навряд ли ты найдешь там мою Елизавету Андреевну… Где она, что с ней? Не стоит себя тешить призрачной надеждой, Вадим, любимый… — прошептала последние слова Екатерина.

Ксенофонтов молчал, низко опустив голову, затем промолвил:

— Если так… твоя правда, Катрин… Но ведь и тебе жить не сладко, занимаясь унизительной пароходной службой.

— Да, не сладко, но что поделаешь… Одна была у меня надежда — на твою взаимность, но… Вижу только безответное твое отношение ко мне, — Екатерина помолчала какое-то время и со вздохом сказала. — Знаешь, признаюсь, если бы не дядя, — он может из-за меня пострадать, как ты понимаешь, — и я бы не прочь уехать из страны Советов. Но нужны средства, Вадим, как ты еще раз убедился. Нужны деньги и для перехода, и для жизни там. И если бы у нас откуда-то появились деньги, то… хотя мне очень жалко дядю. Он так много сделал для меня и для тебя… — растроганно промолвила женщина. — Узнают власти и его развенчают из-за нас. Ты же знаешь советские законы, нашу действительность.

— Это верно, мне тоже долг не позволяет его подводить. Я ему, пока жив, многим обязан… Хорошо, идем на пароход. Я возвращаюсь с тобой в Сухум и буду ждать тебя следующим рейсом, — встал Ксенофонтов.

— Ах, Вадим, — нежно прошептала Екатерина. — Это самое верное решение. Они вошли на борт «Пестеля» и расположились в служебной каютке таких же пароходных служанок, как и Екатерина. Каюта была свободна, так как хозяйки ее находились с это время на вахте, расселяя по каютам прибывающих пассажиров, отплывающих в Одессу.

Вадима вдруг всколыхнули чувства любви к Екатерине.

Он нежно обнял ее и начал страстно целовать. И женщина открытым своим чувством любящей так же страстно отвечала ему. Заперев дверь, оба предались неудержимой любви, наполнив каюту сочными звуками поцелуев, неразборчивым шепотом мужчины и женщины, их вздохами, стонами и скрипом пружин постели.

Устав от любви, они, разомлев, некоторое время лежали и молчали, успокаивая свои дыхания. Рука Вадима соскользнула с обнаженной пышной груди женщины, ощутив холод металла. Он промолвил:

— В какой уже раз я касаюсь твоего медальона, Катрин…

— Да, и ни разу не спросил, что это за медальон, — так же тихо ответила ему женщина.

— Что ж, позволь сейчас и спросить, дорогая Екатерина Владимировна.

— Ну что ж, посмотри, — щелкнула крышечкой медальона Екатерина. Вадим приподнялся на локте и увидел в медальоне фотографию офицера.

Помолчал, разглядывая, спросил:

— Это он? Твой первый, обещавший обвенчаться?

— Да… — тихо промолвила Екатерина, защелкнув крышечку — Что, ревнуешь? Храню как талисман. Чувства уже погасли, вернее, ты их потушил.

— Горжусь, — придвинулся он к женщине и поцеловал ее в мочку уха. — В каком чине он был?

— В твоем, Вадим, — и тихо промолвила. — Поручик Крылов, прикордонной службы.

— Поручик Крылов? — встрепенулся Ксенофонтов, привстав на койке. — А кто его начальник, командир?

— Что с тобой? — удивленно взглянула на него Екатерина. — Прикордонного рубежа штабс-ротмистр Ромов.

— Штабс-ротмистр Ромов?! — встал с койки Ксенофонтов. — Так, так… — охваченный мыслями, он вопросительно смотрел на женщину. — Расскажи, расскажи, Катрин, как ты с ним познакомилась? — торопливо спросил Вадим. — Во дворце?

— Ты спрашиваешь о поручике Крылове? Представь себе, да. Перед самым отъездом графини Елизаветы Андреевны Воронцовой-Дашковой.

— Так, так, так, Катрин, рассказывай, рассказывай.

— Что рассказывать? Не понимаю, что с тобой, что тебя это все так всколыхнуло?

— Рассказывай, прошу тебя, Катрин, — нетерпеливо попросил Вадим. Глядя непонимающе и в то же время весьма удивленно на своего любимого, женщина заговорила.

— Незадолго до отъезда графини во дворце поселились штабс-ротмистр Ромов и два его поручика. Крылов и Шагин…

— Шагин?! — возбужденно заходил по каюте Ксенофонтов.

— Шагин, — совсем сбитая с толку, повторила Екатерина.

— Рассказывай, рассказывай, милая моя Катрин, — умоляюще попросил Ксенофонтов.

— Что же рассказывать? Познакомилась я с ним, когда вызывала меня во дворец моя госпожа… Во время их пребывания, нам, прислуге, было строго запрещено свободно ходить по дворцу. Было приказано находиться нам в своих комнатах и являться к графине только по ее вызову. Потом нам стало известно, что солдаты подвезли к дворцу стройматериалы… Потом, как говорили садовник и дворник, штабс-ротмистр со своими офицерами делали во дворце какой-то ремонт.