Сантьяго Гамбоа - Проигрыш — дело техники

— Сеньорито Барраган, как я рада снова видеть вас!

Силанпа напрягся…

— Вы меня не помните, потому что были совсем маленький, а я вас помню!

— Садитесь, пожалуйста!

— Доктор, вы в большой опасности! Эльмер велел мне передать вам записку. Его вчера посадили в тюрьму. Он сунул мне это и сказал бегом отнести вам!

Силанпа развернул листок бумаги и прочитал несколько неровных строк, написанных простым карандашом.

С Варгасом Викуньей держите ухо востро, мальчик мой. Он знает, что вы завалили дона Эскилаче, и готовится пришить вам дело. А еще он закорешил с Тифлисом и отпустил Рунчо, братка его. Они вдвоем теперь спелись по земельке той, на озере. А вчера Тифлис сказал ему, что документы на землю будут у него на руках уже вечером, а после чего оба встретятся и обо всем договорятся. Уносите ноги, мальчик мой, больше я вам не помощник.

Силанпа поднял голову и увидел полные слез глаза женщины.

— Что будет с Эльмером, доктор?

— Ничего, сеньора. Я приму меры сегодня же. Идите домой и не беспокойтесь.

— Спасибо, доктор! — Она вытерла глаза рукавом.

— Одно уточнение, сеньора, Эльмер не написал о причине своего ареста…

— Да его сначала задержали случайно, а потом в личном деле нашли зацепку, прошлогоднюю еще. В общем, сходите к нему, он сам все объяснит.

Силанпа спрятал в карман записку и вышел, попрощавшись с сеньорой. По Пятьдесят седьмой дошагал до Седьмой и там на остановке дождался такси, радуясь, что вчера по меньшей мере сорвалась встреча Тифлиса с Варгасом Викуньей.

Приехав на асьенду Санта-Барбара, он издалека увидел Эступиньяна.

— Итак?

— Владимир раскололся, хефе! Оказывается, Эскилаче и Тифлис договорились инсценировать похороны Перейры Антунеса, чтобы пресечь опасные для них шутки с настоящим трупом. Но поскольку его у них не было, пришлось искать замену с подходящей комплекцией. Владимир признался, что моего брата убили люди Тифлиса!

— Имена назвал?

— Нет.

— Ладно, поехали в комиссариат, расскажем все капитану Мойе.

— Поехали!

Капитан Мойя выслушал их с полным вниманием, удобно устроив живот между коленями и удивленно округляя глаза. Когда обоим уже не осталось чего добавить, он попросил Эступиньяна выйти, чтобы переговорить с Силанпой наедине.

— Так вот, мой дорогой представитель пишущей братии, — сказал капитан, подводя Силанпу к окну своего кабинета. — Ваше расследование на данном этапе завершено, теперь начинается работа полиции. Говорю вам сие, потому что дело это темное, как задница у негра.

— Почему темное?

— Нам передали улики, изобличающие Баррагана — револьвер, показания свидетелей и прочее. Похоже, этот молодец действительно убил советника Эскилаче, как вы мне и сказали.

— Но тогда почему дело темное?

— Из-за Тифлиса, дорогой мой. Против него улик у нас, похоже, недостаточно, а потому завтра утром отпускаем его под залог до суда.

— А разве наемные убийцы Тифлиса не улика против него?

— Все они дали показания, что работают самостоятельно. А тот, что держал вас на мушке в кафетерии заявил даже, что тем же пистолетом одновременно угрожал и Тифлису. Понятно, куда они клонят?

— Угу…

Капитан посмотрел Силанпе в глаза.

— Зато теперь мы знаем, что это Эскилаче насадил толстяка на палку, а Барраган замочил Эскилаче. Остальные — по домам! И точка!

— Нет, капитан, это не Эскилаче! Это Варгас Викунья!

— Ай-яй-яй, мой дорогой журналист, вот вам обязательно надо осложнить мне жизнь! Я же не говорю вам, как нужно писать ваши замечательные статьи? Варгас Викунья чист как стеклышко, против него нет ни единой улики!

— Из документов Эскилаче, которые я вам передал, абсолютно ясно, что это сделал Варгас Викунья, разве это не улика?

— Послушайте, мой дорогой Силанпа, — произнес Мойя, отводя взгляд, — мы здесь тщательно изучим все материалы, и если найдутся законные основания арестовать хоть самого Господа Нашего Иисуса Христа, мы его арестуем и посадим в тюрьму, договорились? Только предоставьте это нам!

— Теперь понятно.

— Ну вот и прекрасно, сеньор журналист. Ваша миссия окончена. Лучше отправляйтесь-ка к себе домой да займитесь наведением порядка. Там вам работы хватит на несколько дней. А то возьмите отпуск да поезжайте, отдохните где-нибудь.

— А что с Сусан Кавьедес?

— Расстались еще вчера, она в конце концов решила не предъявлять никому никаких обвинений.

Он вышел из комиссариата к поджидающему его Эступиньяну. Они молча дошли до Седьмой, поймали такси и поехали на квартиру к Силанпе.

Отворяя дверь, он стукнулся об нее лбом — входил в собственный дом, будто в чужой. Вспомнил о выигранном у Гусмана пари, но не обрадовался — лучше бы самому пришлось устроить ему хоть тысячу праздников. Слава богу, муньека была дома, только валялась на полу. Силанпа улыбнулся, увидев ее: «Небось, думала, я про тебя забыл?»

— С чего начнем, хефе? — спросил Эступиньян, окидывая взглядом кавардак. — Хотите, позову свою толстушку, чтоб подсобила с уборкой?

— Не надо, спасибо, Эступиньян. Идите сюда, вот, с чего мы начнем! — Он взял с полки чудом уцелевшую бутылку рома. — Наконец-то настало время напиться от души!

— У вас неприятности, хефе? Вы печалитесь из-за женщины? Расскажите, облегчите душу.

Силанпа посмотрел на телефон, зная, что теперь каждый день будет сторожить его в тщетном ожидании звонка. Что наступят ночи, когда он, одурманенный алкоголем и болью, будет сидеть на ковре с телефоном на коленях и повторять фразу, которую уже сложил в голове и задумал перепечатать на своем «ундервуде», чтобы отдать на хранение муньеке: «Боже, я никогда ни о чем тебя не просил, но сделай так, чтобы раздался звонок, и это была она». Силанпа сунул руку в карман муньеки, достал бумажку и прочитал: «Прошли хорошие времена. Осталась куча дерьма. Мнение американского индейца».

— Да, Эступиньян, вот, посмотрите, это она…

Силанпа показал снимок, где Моника загорает на пляже.

— Мать моя, как же там, наверное, жарко!

— Она меня бросила. Я всегда опаздывал на свидания.

— Ай, хефе, пунктуальность в любви вещь обязательная!

— Я сам виноват.

— Ни в чем вы не виноваты! Красивые женщины хороши только на дискотеке, а дома только и умеют что командовать.

— Может, вы и правы.

— Женщина — как кожаный пиджак: пока новый — красивый и дорогой, обносится — смотреть противно, а таскаешь его на себе всю жизнь. Так чем вы виноваты? Насколько я вас знаю, вы человек порядочный.

— Спасибо, Эступиньян.

Силанпа налил себе второй стакан и залпом выпил.

— Не грустите, хефе, время все лечит. Вот у меня, обратите внимание, все иначе, живу с моей пышкой и в ус не дую. Конечно, ничего сверхъестественного, но мне хватает выше крыши, а главное, когда есть потребность, протянул руку — и вот она.