Виталий Мелик-Карамов - Почему у собаки чау-чау синий язык

Как будущих телезвезд нас пригласил на свою репетицию легендарный ансамбль «Кохинор». В отличие от нашего коллектива, где, по словам Терлицкого-младшего, половина не имела слуха, здесь собрался спаянный многоголосый коллектив с дирижером – лауреатом Ленинской премии по архитектуре, главным архитектором и автором Зеленограда Игорем Покровским. Мы с Зегалем с восторгом прослушали их песни. Из всего замечательного полифонического звучания я почему-то запомнил только строку: «Ровным слоем землю всю застроим».

Опекал нас Юрий Арнд, тоже лауреат, но Госпремии, автор гостиницы «Юность», первого здания современной архитектуры в столице. Арнд читал басни в прозе собственного сочинения, почему-то со среднеазиатским акцентом. Так действительно получалось смешно. Он, например, коротко высказывался, что по лестнице типового дома серии, предположим, ИИ-04 американский стандартный гроб не проходит. Потом он делал паузу и говорил: «Морал! Там, где русскому хорошо, немцу смерть!» Мы вежливо смеялись, ощущая, что попали к динозаврам, хотя, думаю, тогда Арнд лет на двадцать был моложе меня нынешнего.

Мы подготовили аж две песни, и обе показали по телевизору. Почему-то половина из нас спустя сорок лет считала, что аккомпанировал нам Андрей Макаревич, тогда студент второго курса. На самом деле Макаревич, хотя и дружил с Зачетовой, и, как мне сказали, ходил неотвязно следом за Рословой, с нами не выступал. Не мы проторили ему дорогу на сцену.

Спустя сорок лет я оказался в самолете Москва – Петербург рядом с Андреем. Он летел вместе с Чулпан Хаматовой на тот самый благотворительный концерт, где рок-звезда Юрий Шевчук выяснял отношения с Путиным. Андрей мне сказал, что аккомпанировал нам ансамбль Лёши Масленникова под названием «Акант». Оказывается, в институте собралось огромное количество разнообразных рок-групп. «Я был у вас в запасе», – с видом гордым, но оскорбленным сказал Макаревич.

И тут я понял, почему во время многочисленных пересечений – от гримуборной Коли Караченцова до какого-то корпоративного банковского вечера – Макаревич со мной едва здоровается. Я думал, не узнаёт, видит, что рожа какая-то примелькавшаяся, а кто – не помнит. Со мной такое происходит постоянно. Но тут стало все ясно – он обижен. Он до сих пор обижен, что мы не взяли его в свою команду.

И тогда стало понятно, почему Клипин клялся, что перед поездкой в Останкино грузил в автобус табуретки вместе с Макаревичем. Причем здесь табуретки, я сейчас расскажу. Вдохновленные «Кохинором», мы решили на передаче «Алло, мы ищем таланты!» выстроить хор. Встать не в линейку, как все на КВНе, а по настоящему – нижний ряд, верхний ряд. Как признанные артисты, мы получили от ректора автобус «Кубань», который возил нас на репетиции и выступления. Позже нам даже выдали талоны на такси, были такие в организациях, чтобы не расплачиваться наличными. Теперь для хора нам потребовалась, чтобы сохранить симметрию, еще одна девочка, и Зегаль с Тилевичем отправились уговаривать очень правильную Таню Возвышаеву.

Смешно, конечно, но в институте мы репетировали, выстраивая верхний ряд певцов на табуретках, которые стояли во всех аудиториях. Тяжелые, покрашенные многократно в цвет, называемый на флоте «шаровый», но расставаться с ними мы не желали, хотя, наверное, несколько стульев, тумб или тех же табуретов можно было отыскать и в Останкино. Кстати, все воспоминания о КВН у Тани ограничились тем, как трудно было в мини-юбке залезать на эти табуретки.

Репетировали мы на первом этаже, в выставочном зале, которым заведовала легендарная Ханна Ионовна, знавшая всех студентов и по имени, и в лицо чуть ли не с довоенной поры. Забегал в зал маленький, взъерошенный знаменитый профессор Илья Лежава (ставший потом проректором по науке), соратник Гутнова по НЭРу и Папкова по капустникам, качая головой в такт, говорил: «Не то делаем» – и убегал.

Запись передачи проходила в одном из огромных павильонов Останкино. Главной героиней вечера была прошлогодняя победительница конкурса Надя Давыдова, которая все время ходила с капризным выражением лица и замотанным горлом (кто теперь ее помнит?). Мы ее приветствовали такими словами: «Пусть хиппи корчатся в Канаде, не заглушить им голос Нади». Надя действительно обладала при воробьином сложении мощной способностью к звукоизвлечению.

Еще в памяти осталось трио «Меридиан», тогда они были студентами иняза, но вскоре стали профессиональными эстрадными певцами. «А мы нет», – резюмировал сорок лет спустя Лёня Шошенский. В своей первой песне, которую большей частью сочинил Минченко, мы сокрушались бывшим нашим студентам, променявшим архитектуру на иное творчество.

Наш хор спел балладу на мотив популярной песни «А кто его знает…»:

(Александр Наумович, кстати, в институте носил гордую и редкую фамилию Рабинович.)

С последним словом вышел маленький скандал, поскольку Ирина Архипова оказалась депутатом Верховного Совета, и мы «где заседает» срочно заменили на «где не летает».

Начало припева «И кто его знает…» наши девицы голосили так, будто они попали в команду не из номенклатурных семей, а из деревенской самодеятельности.

Заканчивали мы идиотским куплетом, в котором были такие слова:

(Почему за «свои» надо было извиняться? И какие «свои»?)

Передача, напоминаю, называлась «Алло, мы ищем таланты!». Поэтому вторая песня звучала следующим образом:

(Эта строфа – гордость Лихтерова.)