Хосе Лима - Зачарованная величина

Чудотворное действие пейотля {418} 418 Пейотль — напиток из сока американского кактуса, содержащий психоделический элемент мескалин. Почитался индейцами Мексики как божество, использовался в разнообразных ритуалах. Антонен Арто описал эти обряды в нескольких эссе, которые позже вошли в его книгу «Тараумара» (опубл. 1955), написанную по следам пребывания в 1936–1937 гг. в Мексике, в том числе — среди индейцев племени тараумара. с беззвучной непрерывностью, насколько загадочным индейцам тараумара хватало сил ее выносить, в конце концов превращало несуществующие дворцы в нечто осязаемое и привычное. Так возникли культуры без опор, заледеневшие испарения, следующие неведомым законам кристаллизации, молнии, способные длить многоцветные паузы, как бы превратившись в металлы. Человек таких культур жил среди реалий, которые распадались и рассеивались, преодолевая границы тел. Движимый пейотлем, человек создавал культуры чистого вымысла без каких бы то ни было вещественных подтверждений, загадочные цитадели, диковинные храмы, где вера превращалась в материю, а материя в гиппогрифов, в певучих горгон, которых не было во внешнем мире. Питаясь дьявольским пейотлем, человек не набрасывался на природу, не лепил из земли и воздуха несокрушимые изваяния собственной гордыни, диамантовые памятники своего превосходства, анемоны, послушные всем разновидностям ветра, а следовал за несуществующей, но нескончаемой нитью, так что все внешнее, реальное превращалось в ирреальное и внутреннее, воздействовавшее на его движения, жесты, образы, устраняя природу и замещая ее промежуточными производными. В этом созданном пейотлем мире действие было равносильно исчезновению, протянувший руку сталкивал собеседника в беззвучную пропасть, а чужое слово приводило в отчаяние, как зеркало, сначала пронизывая, а затем распыляясь росой на медлительном пепле.

Кто-то находит прибежище в миру, опираясь на толстокожую традицию английского эмпиризма и взимая непременные проценты за раздувшийся зоб самозванца Гауматы {419} 419 Гаумата (VI в. до н. э.) — мидийский маг, самозванец, ставший персидским царем, чье правление длилось всего семь месяцев. Убит в результате придворного заговора. . Хаксли {420} 420 Олдос Леонард Хаксли (1894–1963) — английский писатель, с 1937 жил в США В 1953 г. добровольно участвовал в психологическом эксперименте, исследовавшем влияние мескалина на сознание. В дальнейшем употреблял психотропные средства вплоть до самой смерти. , назовем это имя в открытую, предпочел проверить на деле обещания пейотля. В узоре ковра, покрывающего императорский престол, он выделяет параллельные голубые ленты на кремовом фоне. Под воздействием таинственного кактуса голубизна умножает оттенки наподобие многоцветных молний фазаньего хвоста; теперь это уже фанатически многоцветная голубизна, упорствующая в переливах, как бы восходя на горделивый пьедестал. Но скоро обостренная тонкость этого видения достигает crescendo, и картина начинает преображаться. Пифагорейский гилозоизм {421} 421 Гилозоизм — представление об одушевленности материи, развивалось древнегреческими философами, позднее было реанимировано английскими платониками XVII в. (Р. Кедворт, Г. Мор). изгибает голубые ленты, и воспринимающее «я», которое держится и живет этим распаленным совершенством, наблюдает за собственным превращением в целостность предстоящей ему голубизны. Теперь «я» — это голубая лента, тонущая в наслаждении. Заледеневший рой совершенств машет крыльями, зовет к себе, манит, и «я», подобное маске, застывшей в своем превосходстве, преображается в пронзительную голубизну, упиваясь полной властью и заслонившись несокрушимым презрением.

Кокто искал в ядовитых соках опору, точку равновесия, которая бы сдерживала излишества левитации, если вообще не освобождала от них душу и тело, оставляя тело лопнувшим кулем, а душу — стенанием загробных теней. А для Арто главное — страсть к конкретному, его геометричные постройки с их ничем не подтвержденными пределами, его пустяки, рассеивающиеся на самом краю реальности. Пейотль породил целую цивилизацию — создал, не существуя, воздвиг, не удостоверяя. Рвы этих замков заканчивались морщинами на лбу. Растительный мир мстил человеку. В центре Арто утвердил дерево, простирающееся листьями в испарения мозга. И повис на этом несуществующем, воспетом им дереве, и его ноги колотили в пустоте по песку, которого не чувствовали пальцы, но который, как мелкий дождь, порывами перебегал по лбу.

Одержимый всегда одержим собой. Стоит прекратиться вражде, ее безответному диалогу, и дьявол побеждает: на его стороне ложная убедительность деталей, искусственная ясность. Арто остался навсегда зачарован детальностью чудесных трофеев пейотля. Он пребывал в сумрачном царстве параллельного мира, удерживая аналитическую ясность на любой глубине безумия. Его страсть к конкретике, которой удавалось вбирать испарения кактуса с естественностью собственного дыхания, сохранялась и в даре анализа, и разгоряченный ум проникал в мир апорий {422} 422 Апория — логически верное, но невозможное в реальности и недоступное проверке утверждение. Первые апории сформулировал Сократ, известны апории Зенона Элейского («Ахиллес и черепаха», «Летящая стрела» и др.), Евбулида Милетского («Парадокс лжеца» и др.). не с помощью диалектики, а посредством неописуемого осуществления, сохранявшего следы мысли, которая подчиняла невозможное.

Душа упорядочивает мир, как бы говорит нам Арто, но есть такой миг, когда она способна сокрушить все. Душа, которая упорядочивает, а потом крушит и рушит любой порядок, — это одна и та же душа. Пользуясь тончайшим инструментарием воли, душа упорядочивает мир, но вслед за этим, как бы в момент отлива, крушит то, что упорядочила, пользуясь не менее утонченными инструментами опустошения. Она словно пассажир в сказочном поезде: он наделен дьявольским знанием о нас, и как только душа принимается упорядочивать мир, на ходу спрыгивает с поезда, выпускает в нас убийственную стрелу и еще успевает скрыться в хвостовом вагоне.

Мысль может быть крайне хрупкой; добавим к этому скорость ее разрушения. Мне всегда казалось, что люди склада Арто живут взаимообменом с природой. Они наделены сознанием ангелов и, вместе с тем, чувствительностью растений. Но хотят обладать сознанием растений и чувствительностью ангелов. Поэтому они стремятся под сень сна, в область, куда способен проникнуть и где может распространяться растительный мир. Во сне наши волосы предаются росту, чистому господству над пространством. Пока мы пребываем во сне, этот рост преображается в дерево. Если при пробуждении мы обнаруживаем, что прислонились к этому дереву, — мы во власти дьявольской конкретики. Поэтому мир апорий начинает отрицанием возможности движения, чтобы удерживаться в состоянии чистого пространства. И по мере того, как пространство все деспотичнее выявляет неисчерпаемые оттенки чистоты, обезумевшая растительность стремится к intellegere [86] Ощущение, восприятие (лат.). , расползается не зная предела, порождает ложные силы притяжения. В этих ледяных сферах первородный грех обрушивается на двойника. Если грех падает на тень, темного египетского двойника, человек потерян, и безнадежно.