Владимир Козлов - Война

– Да, ничего история. И как ее смогли замолчать?

– А ты знаешь, кто тогда был хозяином супермаркета? Соломатин. Не мэр, а сын его. Ему лишний шум был не нужен вообще. Он всем, кто участвовал, выплатил неплохой, как теперь говорят, «бонус». Само собой – и продавцам, и покупателям, кто был в магазине. Оказался, по типу, не в то время и не в том месте… Ладно, что-то мы заговорились…

Воронько берет графин, наливает в рюмки. Он и Андрей чокаются, выпивают.

– А про нападение на «Ближний» ты мне что-нибудь расскажешь? – спрашивает Андрей.

– Не-а. Не могу. Пойми, я, по типу, тебе скажу, что зацепок нет, и ты про это напишешь. И на нас сразу посыплется все говно: менты ничего не делают, не расследуют, их надо всех разогнать. А ведь, с другой стороны, это могло значить, что зацепки у нас есть, и хорошие, но мы не хотим спугнуть этих говнюков раньше времени. Поэтому я тебе ничего не скажу, ты понял? Вообще ни слова. «Ноу коммент», короче.

Двор университета. Кевин и Иван сидят на лавочке. Вокруг них стоят группками студенты.

– …Два дня не отвечает на звонки? – спрашивает Иван. – Упс…

– Да. ВКонтакте тоже нет. Я беспокоюсь.

– Ну, я тоже беспокоюсь… Хотя… Но ты ведь знаешь ее…

– Немного.

– Мать ее не слишком контролировала, то есть она всегда жила независимо. Могла все бросить, например, и поехать к родственникам – они у нее под Москвой, в Раменском. Сами родственники эти ей вообще по фигу, но зато Москва близко – полчаса на электричке или около того. Поедет на Арбат, затусит с какими-нибудь неформалами. А их там много – и местных, и из других городов. Поедет потом на «вписку» с ними, зависает…

– Что такое «вписка»?

– Любое жилье в чужом городе.

– Один раз она мне говорила, что трахала богатых мужчинов. За деньги…

– Может, это и гонки… Ну, то есть неправда. Даже, скорей всего, неправда. Она любит всех шокировать. С самого первого курса. Всегда одевалась вызывающе. Преподам не то чтобы грубила, но спорила с ними, не соглашалась. Она же умная, способная – в школе ничего не делала, пропускала постоянно, но ЕГЭ сдала хорошо и поступила на бюджет. Олька тоже такая, вроде нее. Поэтому я не удивился, что они сдружились с самого начала. А то, что Женька с ними затусила, это меня, наоборот, удивило. Мне кажется, Женька совсем другая…

– Я заметил – ты ее не сильно любишь…

– Не то чтобы я ее не люблю. Просто она другая. Мы с Олей и Викой нашли общий язык на почве музыки. Оля играла в группе, я играл, Вика тусила… А у Женьки всегда были другие интересы – сноуборд, виндсерфинг, поездки за границу…

– Ты когда-то хотел гулять с Викой?

– Нет. Мы всегда были просто друзья.

На кухонном столе стоит начатая «картонка» дешевого полусладкого вина. Андрей открывает холодильник, достает батон колбасы, отрезает от него кусок, кладет на хлеб. На ходу жуя бутерброд, он выходит из кухни в комнату. На диване с бокалом вина сидит его жена, смотрит сериал. Андрей проходит через проходную комнату в смежную, закрывает за собой дверь.

В комнате – шкаф, кровать, письменный стол с громоздким старым компьютерным монитором. Над столом – вырезанные из журналов фотографии групп: «Гражданская оборона», «Последние танки в Париже», «Адаптация». Андрей садится к компьютеру, открывает закладку. The Neo Noir/Modern Noir (Post-1964) – список фильмов. Он копирует название первого – Angel’s Flight, заходит на торрент-трекер, вставляет название в форму поиска.

Кабинет Санькина. На стульях сидят три скинхеда. Один – в кожаной куртке, два других – в «бомберах». Все трое – в светлых джинсах и высоких ботинках. Санькин, сидя за столом, просматривает бумаги, откладывает, поднимает глаза на парней.

– Значит, так, ребята, – говорит он. – Это – абсолютно неофициальная беседа. Поэтому хочу, чтобы вы меня поняли правильно. Вас никто ни в чем не обвиняет, просто есть разговор.

– На тему? – спрашивает один, с прыщавым лицом.

Санькин смотрит на парней, переводя взгляд с одного на другого.

– Нападение на ОВД «Ближний».

– Ну а мы тут при чем? – Второй парень, невысокий, плотный, с круглым лицом, хмуро смотрит на Санькина, сжимает и разжимает кулак.

– Ребята, я разве сказал, что вы имеете к этому отношение? Я еще раз повторяю: вас никто ни в чем не обвиняет, мы выясняем ситуацию. В молодежной среде, так сказать. Вдруг вы что-то слышали…

– Как мы могли что-то слышать? – говорит прыщавый. – Это анархисты могли сделать, антифа. Что мы можем знать про это?

– Ну, ребята, вы, боюсь, нас несколько недооцениваете. Мы на то и центр «Э», чтобы знать про все ваши взаимоотношения. Думаете, мы не знаем, что вы «пасете» антифа, а они «пасут» вас? Шагу друг без друга ступить не можете…

– Это все неправда, – говорит круглолицый. – Никто никого не «пасет». Они нам не нужны. Их на весь город пять человек. И то они только в Интернете сидят и на заборах пишут.

– Значит, получается, что никто ничего не знает?

Скины пожимают плечами.

– Ну а сами вы как думаете, кто это мог сделать?

– Это ваша работа – думать, – говорит прыщавый. – Вам за это деньги платят…

– Ну, как знаете, – говорит Санькин, морщит лоб. – Но если что все же узнаете…

– Само собой, – говорит круглолицый, хмыкает.

Квартира Стаса.

– …Согласен, – говорит Стас. – Этим можно показать, что мы не боимся совершать дерзкие акции, средь бела дня. Но важно действовать четко по плану. Чтобы каждый знал свою задачу и строго ее выполнял. И не забывать оставлять дома мобильники, даже когда приходим на наблюдение.

– А ничего, что дэпээсник? – спрашивает Сергей. – Я-то их, гадов, ненавижу, но это, получается, не совсем мент…

– Как это – не совсем? – говорит Саша. – Такой же мент, действующий по таким же понятиям. Вместо того чтобы заниматься безопасностью движения, они думают только о личном обогащении. Кроме сбора взяток, их ничего не интересует. Так что все нормально…

– Да, даже какое-то разнообразие, – говорит Оля.

– Ладно. – Стас оглядывает ребят. – Значит, на сегодня все. Как всегда, выходим «частями».

– Мы тогда первые, хорошо? – спрашивает Саша.

Остальные кивают. Парни пожимают руки. Оля целует Ивана, Сергея и Стаса в щеку.

Оля и Саша выходят.

Оля и Саша садятся в лифт. Двери закрываются.

– Есть новости про Вику, – говорит Оля. – Я не хотела при всех. Она, оказывается, оставила матери записку: не ищите, у меня все в порядке, я нахожусь с хорошими людьми в надежном месте, выйду на связь сама. А мать была в очередном своем отъезде и прочитала ее только сейчас.

– И ее не беспокоило, что от Вики нет никакой информации, звонков, эсэмэсок?

– Это для них нормально.

– Но почему тогда она оставила записку ей, а не тебе, скажем? Или Жене? Или Кевину?