Владимир Козлов - Война

– Это как бы в ее стиле.

– Куда она могла уехать?

– Понятия не имею…

Лифт останавливается, двери раздвигаются. Оля и Саша выходят, идут мимо почтовых ящиков, набитых рекламным спамом. Саша нажимает на кнопку домофона, открывает дверь подъезда.

– Я ничего необычного в ней не заметила, – говорит Оля. – Вела себя, как обычно. В смысле, с некоторой долей странности, но в пределах обычного…

– Ну, давай надеяться, что у нее все в норме.

Оля и Саша идут через двор. На лавочке сидит компания тинейджеров. Они пьют пиво, передавая друг другу двухлитровую «бомбу».

– …и он всем рассказал, что она ему дала, и минеты, и все прочее, – говорит один. Остальные хмыкают. – И она тогда сказала: я выпускаю на тебя брата. А он у нее в ОМОНе. Он тогда у нее на коленях прощенья просил, подошвы лизал. Нормально?

– А она?

– Не простила. Чувак готовится к смерти.

Все хохочут.

Полиция. Кабинет Кабанова. На стульях – два парня и девушка.

Кабанов курит, перекладывает на столе бумаги. Он тушит в пепельнице сигарету, хмуро смотрит на ребят.

– Конкретный вопрос. Что каждый из вас делал в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое сентября? Отвечаем по очереди, четко и конкретно.

– Я не помню… – говорит парень с «ирокезом». – Давно уже было. Я вообще живу сегодняшним днем…

Кабанов качает головой.

– Нет, я что, плохо объяснил? Отвечаем четко и конкретно.

– Ну а если я не помню?

– Так и скажи: не помню. Два слова. Не. Помню. Или ты тупой?

– Не. Помню, – говорит панк, подражая интонации Кабанова.

– Зря выебываешься. Думаешь, я тебя не могу прессануть? Прессану, если что, как надо. Время пока не пришло. Следующий.

– Я был дома, – говорит второй парень, с длинной прядью волос, выкрашенных в зеленый цвет.

– Следующий!

– И я была дома, – говорит девушка.

– Очень хорошо. – Кабанов хмурится. – Ну, мы это, если что, проверим. Еще конкретный вопрос: что вы знаете про нападение на ОВД «Ближний»?

– Ничего, – говорит панк.

Кабанов откашливается, потягивается, далеко отводя руки назад и в стороны. Рукой он смахивает со стола несколько бумажек. Они падают на пол. Кабанов, не поднимая их, достает из пачки сигарету, щелкает зажигалкой, затягивается, выпускает дым.

– Короче, – говорит Кабанов. – Не надо мне ебать вола, ясно? Это ваших рук дело. Не ваших конкретно – значит, кого-то из вашей пиздобратии. Думаете, мы не знаем, что вы там у себя в Интернете пишете? Анархия, хуё-моё? Или это не вас задержали, когда вы стены обрисовывали всякой своей хуйней?

– Мы ничего не обрисовывали, – говорит девушка. – Фашики зачеркнули наше «Антифа», и мы просто опять написали…

– Рот закрой, – говорит Кабанов. – Вспомни, когда вас задерживали, ты вытащила нож. Скажи спасибо Петровскому, что он тебя пожалел. А то бы завели уголовное дело – вооруженное нападение на сотрудника полиции. Закрыли бы лет на восемь. Нормально?

– Не надо нас брать на понт, – говорит девушка. – Никакого нападения не было. Сотрудники ваши не представились. Мы думали – это фашики, которых мы не знаем…

– Мне по херу, что вы думали. И вы можете писать в Интернете или на заборах что хотите. Нам на это, в сущности, насрать. Хотя формально это тоже экстремизм. Но нападение на ОВД – это уже терроризм. Статья двести пять УК РФ. От пяти до десяти лет. А если совершено группой лиц по предварительному сговору, то это уже от восьми до пятнадцати. Как вам?

Ребята молчат.

– Это вам, блядь, не игрушки. Я серьезно говорю: закроем всех. И надолго. Так что, если причастны – лучше чистосердечное сразу. Или, если знаете что-нибудь, слышали что-нибудь…

– Мы принципиально не поддерживаем насильственных действий, – говорит парень с крашеной прядью. – Поэтому мы не могли и не можем иметь к этому отношения…

– И мы ничего не знаем про эту группу, которая взяла на себя ответственность, – перебивает панк. – Мы – антифа, мы боремся с наци-скинами…

Кабанов отмахивается рукой.

– Я вас, короче, предупредил. Сейчас у нас просто профилактическая беседа. Алиби ваше мы проверим. И если выяснится, что алиби нет, сушите сухари. От восьми до пятнадцати. И за что? За собственный долбоебизм.

Саша сидит на диване с ноутбуком. Комната обставлена старой мебелью: кресла с потертыми подлокотниками, диван из такого же гарнитура, полированная «стенка» восьмидесятых годов. К выцветшим обоям приклеены скотчем плакаты – ETA: We Are The Attack, Rage Against The Machine, Manu Chao, Ayuda! A Les Familias De Los Combatientes del Norte 1934–1937, «No Gods, No Masters, No States, No Wars».

В комнату заходит Оля, бросает на диван телефон.

– Звонил отец.

Саша поднимает глаза от ноутбука.

– Он ездил делать репортаж в какую-то странную коммуну, и там среди участников увидел Вику. Он ее помнит – она на первом курсе заходила ко мне несколько раз. Но она его, похоже, не узнала.

– Да, странно. А что за коммуна?

– В заброшенной деревне, на границе области. Организовал какой-то чувак, бывший программист. Самому лет сорок с лишним, собрал вокруг себя молодежь…

– Напоминает Чарли Мэнсона…

– Возможно. Говорит, что люди уничтожают себя и природу, и поэтому надо отказаться от современной цивилизации…

– Правильно, по-своему, говорит.

– Они не пользуются Интернетом, телефоном. Живут натуральным хозяйством… Меня, ты понимаешь, не удивляет, что Вику это привлекло. Она любит такие резкие движения…

– И что теперь делать? Вытаскивать ее оттуда?

– Зачем? Отец сказал, что, по его ощущениям, все абсолютно добровольно. Если она там, значит, сама захотела.

– И если она не предупредила даже лучшую подругу…

Оля пожимает плечами. В комнату входит большой толстый рыжий кот, трется о ее ноги. Она берет его на руки, гладит.

Из курсовой работы по политологии студентки группы 403 Никитиной Ольги на тему «История левых и анархистских движений Европы с конца 19-го века до наших дней»

Банда Бонно

Страна: Франция

Годы активности: 1911–1912

Идеология: анархизм

Эта криминальная анархистская группировка действовала во Франции в «Прекрасную эпоху», активно используя передовую на тот момент технологию, еще не доступную французской полиции: автомобили и автоматическое оружие. Поначалу пресса называла группировку «Авто-бандитами», но когда ее лидер, Жюль Бонно, дал интервью популярной парижской газете «Ле Пти Паризьен», за ней закрепилось имя «Банда Бонно». «Банда Бонно» до сих пор остается одной из самых известных криминальных группировок за всю историю Франции.

«Банда Бонно» выросла из анархистской группы, сосредоточенной вокруг журнала «L’Anarchie». Ее основателями были Октав Гарнье, Раймон Кальмэн и Рене Вале. Жюль Бонно присоединился позднее. Идеологической базой группировки были труды Михаила Бакунина и Пьера-Жозефа Прудона, а также Фридриха Ницше, немецкого философа Макса Стирнера, автора концепции индивидуалистического анархизма, и Людвига Бюхнера, одного из авторов идеи «научного материализма».