Владимир Козлов - Война

Похищение и убийство Моро вызвало резко негативную реакцию в итальянском обществе, и даже многие организации левого толка выступили с его осуждением. В результате Красные бригады потеряли существенную часть своей поддержки. Ситуацию усугубило убийство в 1979 году известного профсоюзного лидера Гвидо Росса, который стал свидетелем раздачи пропагандистских материалов Красных бригад и сообщил об этом в полицию.

Одновременно полиция начала крупномасштабную операцию против вооруженных групп левого толка. Многие участники Красных бригад были задержаны, другие сбежали во Францию и Южную Америку.

В 1980-е годы активность Красных бригад снизилась, но они все же совершили ряд громких терактов, включая убийство американского генерала Джеймса Дозиера в 1981 году. Ранее в том же году Красные бригады разделились на две фракции – Сражающуюся коммунистическую партию под руководством Барбары Бальцерини и более малочисленный Союз сражающихся коммунистов под руководством Джованни Сензани. Оба впоследствии были арестованы. В 1988 году было объявлено о самороспуске Красных бригад.

В комнате – Стас, Саша, Оля, Иван и Сергей.

– …а возможны ли другие методы воздействия? – говорит Иван. – Яркие какие-нибудь, неординарные, но без насилия?

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Саша.

– Ну, как вариант, вывалять мента в муке, облепить перьями… – Некоторые хмыкают. – То есть я это говорю в порядке бреда… Просто как идея…

– За такую милую шутку грозит наказание ненамного менее жесткое, чем за сломанную ногу мента, – говорит Саша. – Все яркие и неординарные акции в нашей стране могут теперь закончиться так же, как «панк-молитва». А воздействие не слишком серьезное, потому что народные массы не готовы адекватно воспринимать их. Они понимают лишь простые формулы: мент-урод получит по заслугам.

– Тебя что, ломает насилие? – Стас смотрит на Ивана.

Иван проводит ладонью по коротким волосам, чешет подбородок.

– Нет. Если я взялся, значит, взялся. Просто хочется подумать: а нет ли альтернативы?

– Здесь ее нет, – говорит Стас. – Некоторые люди не понимают другого языка, кроме языка насилия, – в частности, менты. Можно сказать, человек – по природе своей существо «насильственное». Жизнь в определенных условиях позволяет этим инстинктам «задремать» у некоторых людей, но у других они все равно проявляются.

– Практически все изменения на государственном, политическом, социальном уровне достигались насильственным путем, понимаете? – говорит Саша. – Взять хотя бы революцию тысяча семьсот восемьдесят девятого года во Франции, хотя можно идти и еще дальше. И тем более в наше время. В Европе это нормально, даже офигенно – быть анархистом, левым, драться с полицией. А потом можно прийти со своей партией к власти, заседать в парламенте, быть министром…

– Ну, это мы обсудили, – говорит Оля. – А что дальше? Нам нужна следующая атака.

– Обязательно на ментов? – спрашивает Сергей.

– Что ты имеешь в виду? – Саша поворачивается к нему. – А на кого еще?

– Я вам честно скажу – я бы с удовольствием черножопого ебнул. Не в смысле простого гастарбайтера, этих я хоть тоже не люблю, но они никакой роли не играют. Им сказали, что здесь можно заработать больше – они и приперлись всем кишлаком. Я бы какого-нибудь бандюгана, который рынок держит, все такое…

– Ну и что нам это даст? – спрашивает Саша. – Кроме твоего морального удовлетворения?

– А при чем здесь мое удовлетворение? – Сергей хмурится. – Это – как идея. Или у нас все только против ментов. А национальные проблемы? Это было бы заявление насчет национальных проблем – вот, они не решаются, и мы их решаем сами.

– Национальные проблемы практически ни в одной стране не решаются, – говорит Саша.

– Ну почему? А Америке, например, двести лет или сколько там назад их решили. Индейцев или перебили, или загнали в резервации. Это сейчас они хотят быть хорошими, демократичными, и результат – одиннадцатое сентября, расстрелы постоянно в школах…

– Дело не в этом, – говорит Стас. – Сережа, без обид, но твою идею никто не поддержит…

– Ну, я и не настаиваю – просто предложил… Если кто-то предложит что-нибудь лучшее, я только «за»…

– На днях суд должен определить меру пресечения для ментов, которые замучили журналиста, – говорит Оля.

– И ты предлагаешь – их? – спрашивает Саша. – Нереально. Они сейчас шифруются. Скорей всего, на заседание сами не пойдут, пришлют адвоката. Я тоже думал про это, но на них выйти – проблема.

– А зачем – на них? – говорит Оля. – На судью. Разослать предупреждение. А если, допустим, ментов не посадят, а отпустят под подписку…

– Тогда нужно будет выяснить, кто судья, а в идеале даже прийти на заседание, – говорит Стас.

– Это я могу попробовать, – говорит Оля. – У меня есть журналистское удостоверение. Мне отец в свое время сделал – на всякий случай…

Из заявления группы «Вена-1975», присланного в городские СМИ

В ближайшее время судом должен быть рассмотрен вопрос о выборе меры пресечения для двух сотрудников полиции, зверски издевавшихся над журналистом Леонидом Никольским и замучивших его до смерти. Мы обращаемся к судьям, которые будут рассматривать это дело: проявите максимальную объективность, а не солидарность с близкой вам институцией. Не секрет, что многие преступления правоохранителей остаются безнаказанными именно потому, что суды по определению занимают сторону полиции, а не пострадавших рядовых граждан. У нас нет иллюзий в отношении независимости российской судебной системы, и все же мы надеемся на объективность в конкретном случае. Вам, граждане судьи, есть что терять: работу, высокую зарплату и прочие привилегии. Но мы предупреждаем: если вы будете судить нечестно, вы ответите не только перед своей совестью, вы ответите более жестко – своим собственным здоровьем, а то и жизнью. Мы не шутим.

Коридор суда. Толпа журналистов – с блокнотами, диктофонами, две съемочные группы с камерами. Рядом с Андреем – невысокий лысоватый мужичок примерно его возраста, с тремя серьгами в одном ухе и кожаном жилете.

– …те, кому сейчас сорок или около того, выросли на советском еще роке в разных его проявлениях, – говорит Андрей. – От «Аквариума» или, например, «Аукцыона» до «Гражданской обороны». Поколение тех, кому тридцать – тридцать пять – на Земфире и Шнуре. А у поколения тех, кому сейчас двадцать, знаковых фигур нет вообще. Вернее, они вроде как есть, потому что и шоу-бизнесу, и СМИ необходимы «новые герои», но масштаб их значительно мельче…

– Это то, что называется «фрагментацией», – говорит лысый. – То же самое происходит во всем мире. Времена крупных артистов, которых будет слушать целое поколение, прошли. Такого уже больше не будет.