Владимир Харьковский - Мастерская отца

— Ну так что, дядя Иван Савельич? Долго ты еще будешь выматывать мое терпение? — спросил Володька, вплотную подходя к начкару.

…Иван Савельич выскочил в коридор и принялся старательно, как в давнишние исторические времена, кричать караул, нагнетая сам на себя страх и ужас.

Но, как ни старался начкар, в коридор никто не вышел и не спросил, отчего там человек кричит. Привыкли в семейном общежитии к тому, что кричит он едва ли не каждый вечер. Только мальчики, игравшие в «жестку», прервали на время свое занятие и выслушали начкара, кричавшего, что это уже не мелкий указ, это уже настоящая у г р о з а по сто второй «мокрой» статье, и он не потерпит!

Из квартиры вышел Володька и ткнул Ивана Савельича кулаком в спину. Хозяин с писком залетел в комнату и тут же заперся на задвижку.

Начкара Иван Дмитрич увидел сразу, едва только вступил в райгазовский коридор. Маленький человечек с темными мышиными глазами на желтом с землистым оттенком лице ерзал на жестком фанерном стуле у дверей кабинета участкового. Увидев старшего лейтенанта, посетитель встал, опустил руки по швам, раскланялся, прокашлялся и густо выдавил:

— Здравия желаем!

Потом еще прокашлялся и добавил потоньше, своим голосом, бархатным, ласковым:

— Мы до вас, Иван Дмитрич… Уж, думал, и не дождусь… Хотел в отдел направить свои, так сказать, стопы.

— Прямо-таки в отдел? — мрачно поинтересовался участковый. — Может быть, дело того не стоит, чтобы из-за него самого Василия Николаевича беспокоить?

Кабинет участкового помещался в небольшой двусветной комнате. Иван Дмитрич повесил на проволочную вешалку фуражку, причесал тонкой костяной расческой русые редеющие волосы, постоял перед окном, выходящим в райгазовский двор, где на стоянке люди ходили у своей техники — самосвала, грейдера и колесного трактора с тележкой. Посетитель по-прежнему не шевелился у дверей, стоял, опустив руки, вздыхал. — Седай, тезка! — весело сказал начкару участковый, разглядев, наконец, у него под глазом темно-вишневый синяк. — Стоишь, понимаешь, как обычный караульный, а ты все-таки лицо в некотором смысле знаменательное, фигура!

Посетитель сел и, жалостливо глянув в глаза участковому, потянул носом:

— Имею вам заявить заявление.

— Володька, что ли? — догадался старший лейтенант.

— Он! — плаксиво подтвердил начкар. — Фулюган и членовредитель.

— Что же вы, Иван Савельич, не можете контакта найти с ребенком сожительницы? — вежливым официальным голосом поинтересовался участковый. — Сходились с гражданкой, знали, что у нее дети.

Начкар вздохнул и сказал задушевно:

— Он, ведь, Ваня, отца родного…

— Знаем-знаем! — закивал участковый. — И про твои развлечения в общежитии знаем… Никто, конечно, не имеет права навешивать вам фонари, закона такого нету… Слушаю ваше заявление!

— Значит, так! — лицо посетителя из доверительного вновь стало скорбным. — Сидел я в своей квартире вечером. Он влетел и сразу же меня — хлесть!.. Ну, то есть попытался… Ну, само собой, свидетелей при этом не было, ну, одним словом, совершил действия, подпадающие под мелкий указ! — Начкар взмахнул пальцем: — Но я взывал, взывал. Соседи в бараке через стенку могут подтвердить.

— Ну-ну-ну! Не все сразу: и сидел, и хлестанул, и взывал… Да еще и Указ сюда… Ведь даже самый отпетый хулиган на улице сразу, ни с того, ни с сего не ударит. Спросит, например, закурить, ты скажешь: не курю, — ну, и так далее… Сидел-то пьяный? — неожиданно закончил участковый.

— На собственной жилплощади имею право! — с вызовом вскинул голову начкар.

— Я твоих прав не касаюсь, — поморщился лейтенант, уловив, как от слишком бурного восклицания посетителя потянуло самым натуральным перегаром. — Олифу ты, что ли, пьешь?

— Какое продают — такое и пьем! — обиделся на вопрос начкар. — Мы люди не гордые.

— Да я не про то, Иван Савельич, — усмехнулся участковый. — С Лизой Картошкиной пили? И где она была, когда пришел ее сын?

— Ну, пили. То да се. Тут она вышла… А этот…

— Так-так-так… Значит, свидетелей, кроме возможных соседей за стенкой, не было?

— Как это? — удивился начкар и даже привстал. — А факт?

— Какой факт?

— Фингал.

— Фингал, Ваня, не свидетель, а легкое телесное повреждение! — строго сказал старший лейтенант. — Слушаю ваше заявление дальше.

Начкар скептически ухмыльнулся:

— Однако, вы странно рассуждаете, товарищ старший лейтенант! Налицо телесные повреждения, а вы говорите — свидетели…

— Значит — все! — спокойно подвел итог участковый, испытующе глядя на Ивана Савельича, и побарабанил пальцами по толстому настольному стеклу. — Та-ак, гражданин заявитель, пойдете сейчас в больницу. Выпишу вам направление, чтобы врачи определили документально степень ваших телесных повреждений.

— Это еще зачем? — подозрительно прищурился начкар, напрягшись на стуле, и перестал всхлипывать. — Я не напрашиваюсь — побои снимать…

— Соберем материал, направим в суд. У вас, по-моему, легкие телесные повреждения.

— Не пойдет! — качнул головой начкар. — Зачем нам по семейному делу обстановку нагнетать? А, Иван Димитрич? Как мне на службе перед личным составом объясниться, упал с сарая?

— Это не моя забота: что вы т а м скажете. Конкретно, сейчас что вы хотите?

— Ваня, он же у тебя на учете, — вкрадчивым голосом произнес начкар. — Вызови, пристращай, а?

— Я, Иван Савельич, для твоего просвещенного сведения — не пугало!

— Так что же теперь на собственной жилплощади телесные оскорбления принимать? — вскинув голову, гнусаво прокричал начкар. — Где ж, спрашивается, неприкосновенность жилища? Что это за Каменка такая, где человеку в собственном дому фонари навешивают?

— А причем тут Каменка? — строго нахмурясь, спросил участковый, внимательно выслушав выпад посетителя. — Пьете и сквернословите, Иван Савельич, по месту жительства, а как что — сразу обобщать! Это, выходит, у меня по всему райцентру беспорядки? Да у меня, к вашему сведению, звание одного из лучших участковых области…

— Мы, конечно, извиняемся, — несколько поостыв, ответил начкар и скрипнул стулом. — Я не то хотел сказать: барак у нас такой и люди — такие — убивай тебя в коридоре, ни один носа не высунет.

— Так-то оно точнее! — умиротворительно кивнул участковый. — Но и тут накладка. Нет у нас больше бараков в Каменке!

— Да ну? — радостно изумился начкар. — А я, а мы?

— А нет — и все! — подтвердил старший лейтенант. — Еще в прошлом году сам зав жилым сектором райисполкома товарищ Макаров отрапортовал в область, что бараков больше нет. Сплошь и рядом теперь многоквартирные дома и с е м е й н ы е общежития. Так что, дорогой Иван Савельич, ты будто бы пострадал н и г д е, если и дальше станешь утверждать, что в бараке, так-то.