Факир Байкурт - Избранное

Ну и болтун! Я бы уже давно кончила разговор, а он все тянет и тянет. Он, видимо, вообще не прочь поболтать с женщинами. Кто знает, может быть, ему не перед кем раскрыть свою душу, может, он неосознанно стремится к сближению с другой женщиной? Собственная жена ему порядком наскучила, такое часто случается. Я нарочно не стала затягивать разговор с ним, чтобы он не подумал чего-нибудь такого…

Слава богу, тревога моя улеглась. Утром звонил Нежат, нынче вечером он возвращается самолетом. Он был в хорошем расположении духа — дела шли успешно, и время он провел неплохо. Говорит, соскучился по мне, просил приготовить к возвращению его любимые блюда. А я, как на грех, так занята. Пришлось отказать. «Душечка моя, — сказала я, — боюсь, ничего не получится. Я ужасно занята, и прислуги сегодня не будет. Приедешь — расскажу… Ну, не могу я сегодня заниматься готовкой, у меня важные дела… Что?.. Ах, не ставь ты мне палки в колеса, я же говорю: важные дела. Разве у меня нет права на личную жизнь? Душечка моя, я ведь тебе не мешаю жить, как хочется, и ты мне не мешай. Давай не будем говорить о вещах, которые давным-давно решены между нами. Не могу же я, право, подвести других людей из-за того только, что тебе хочется чего-то вкусненького. Обойдешься!..»

Должна признаться, что меня гложет жажда мести. Нет, я не о своем муже, а об американцах. В основном они люди как люди, со своими плюсами и минусами, но есть у них одна черта, которую я просто терпеть не могу. Ну почему, скажите, все они смотрят на других людей свысока? Я это подметила еще в преподавателях колледжа, где училась. Конечно, и среди них были люди вполне симпатичные, но в большинстве своем они ужасно высокомерны. Или они становятся такими только за границей? Я думаю, что, оказавшись за пределами своей страны, они сбрасывают с себя путы общественного мнения, перестают считаться с общепринятыми нормами поведения. А не прячут ли они под внешней развязностью чувство собственной неполноценности? Может, это качество передалось им по наследству от предков? Ведь первыми переселенцами были в основном те, кто не нашли своего места здесь, в Старом Свете. И вот сейчас, достигнув вершин благополучия, они подсознательно стремятся взять реванш. Не потому ли они так агрессивны, постоянно стремятся подмять под себя более слабые народы? Возьмите, к примеру, историю с корейцами, вьетнамцами, неграми или, еще раньше, с индейцами. Вот из-за этого я негодую больше всего. Харпер особенно показателен в этом смысле, Бетти тоже. Хотя Бетти весьма расположена ко мне лично. Почему? Этот вопрос мучает меня.

Телефонный звонок Нежата, завтрак, разговор с Харпером по телефону несколько нарушили мой привычный утренний распорядок. Наконец я могла заняться собою. Приняла душ, вымыла голову и в одном халате вернулась в гостиную. Голова у меня замотана полотенцем. Я не люблю часто ходить в парикмахерскую, не крашу волосы, почти не пользуюсь косметикой. Мне нравится выглядеть просто, такой, какая я есть. Это у меня появилось с возрастом, раньше я думала иначе. Только вот плохо, что я начала полнеть, живот стал дряблым. Не бросит ли меня Мурат из-за этого? Он анатолийский мальчик, и, как всем истинным анатолийцам, ему нравится, когда женщина в теле. Ну ничего, если я почувствую, что слишком теряю форму, стану следить за собой — пару недель похожу в сауну, сяду на диету, буду строго соблюдать режим. Что еще я могу поделать?..

Я взяла сигарету, закурила, и тут раздался телефонный звонок.

— Хелло, Незыхыт-ханым, это я, Бетти.

(Чтоб тебя оса в язык ужалила — до сих пор не научилась правильно произносить мое имя!)

— Хелло, Бетти! Как поживаешь? Да, я недавно звонила тебе. Разве муж не передал? Мы договаривались, что в два часа пойдем за покупками, но ко мне неожиданно должна приехать подруга из Измира. Я пригласила ее на обед. Я не управлюсь к двум часам. Давай перенесем нашу встречу на три часа. Согласна? Не волнуйся, милая, мы с Семой поможем вам собрать вещи. Я и мужу твоему сказала. Не переживай, все будет хорошо. Нам нравится заниматься физическим трудом. Ах, да, вот еще о чем я хотела тебя спросить. Мы вчера договаривались пойти за покупками вдвоем, а сегодня я подумала, может, прихватим Сему с собой? Втроем веселей. Так что, позвонить ей?.. Как мне угодно?.. Нет, как угодно тебе… Хорошо, позвоню. Правда, я не знаю, согласится ли она. Может, у нее другие планы на это время… Я предупрежу тебя. Пока, дорогая! Значит, в три…

В последнее время я перестала доверять телефонам. Дай-ка, думаю, схожу к Семе, поговорю с ней. Будет лучше, если она откажется пойти с нами. Кто-то из нас двоих должен остаться в доме. Уходя, я предупрежу Гюльджан, что Сема у себя в квартире. Мало ли что…

Мы с Семой поболтали о том о сем, она согласилась пообедать у меня. Она принесет какое-нибудь блюдо, и я вытащу кое-что из припасов, вот и славно закусим.

Около двух я позвонила Бетти.

— Бетти, дорогая, я скоро буду готова, подруга уже уходит. Если Гюльджан у тебя, пришли ее ко мне. Пусть поможет убраться. Через полчаса мы сможем выйти.

Но Гюльджан, оказывается, не у Харперов, а у себя дома. Я вызвала ее звонком, однако вместо Гюльджан приперся Али. Что за бестолковый мужик!

— Чего ты явился! — набросилась я на него. — Мне нужна Гюльджан. И ведь это не в первый раз — зову ее, а являешься ты. Иди и немедленно пришли ко мне свою жену! Понял?

Поджав хвост, он кинулся вниз по лестнице. И этот болван собирается поступить в тайную полицию! Неужто там такие требуются?

Вскоре появилась Гюльджан.

— Послушай! — нарочно громко сказала я. — Через полчаса мы уходим, Сема-ханым остается дома. Ты знаешь, что от тебя требуется. Будь внимательна. Прояви себя. Ее муж ушел на работу, ты остаешься с детьми. Ну, Гюльджан, да ниспошлет тебе удачу Аллах! Если ты справишься с этим делом, клянусь, до смерти не забуду.

Я провела рукой по лицу и голове Гюльджан, как бы благословляя ее, и против воли губы мои зашептали суры из Корана, памятные еще с раннего детства. Да поможет нам Аллах. Потом опять позвонила Бетти.

— Я вызываю такси, спускайся! — бросила я беспечным голосом.

Десять минут спустя мы сели в машину и направились на Саманпазары. Мы долго бродили по магазинам и лавчонкам, придирчиво осматривали товары, просили принести еще что-нибудь. Словом, не торопились. Как бы между прочим я завела разговор о куропатке. Бетти недоуменно вздернула плечом:

— Какое мне дело до его куропатки!

— Странно, твой муж так дорожит ею. Неужели тебе безразлично?

— Куропатка да охота — вот и все, чем он дорожит. А на меня с детьми и внимания не обращает.

— Мужчины — народ увлекающийся, ничего не поделаешь.

— Это больше чем просто увлечение. Думаешь, меня совесть не мучает из-за этой птицы? Я была в той деревне, где мужу подарили куропатку, видела мальчика и его отца. Отец надеялся получить работу в Туслоге, поэтому подарил куропатку, хотя ребенок горько плакал. Уж как они просили вернуть птицу! Муж хорошо поохотился в тот день, и ему ничего не стоило отдать куропатку. Если б он сделал это, я бы его стала уважать. Просила, умоляла: верни им куропатку. Нет, и слушать не желает! Видела б ты, как мы возвращались из той деревни! Это было похоже не на отъезд, а на постыдное бегство. И мальчик, и его братья, и мать, и дедушка бросали нам вслед камни. До сих пор стоит у меня перед глазами эта сцена. Я часто думаю, что мы вели себя не лучше каких-нибудь воров или грабителей.