Факир Байкурт - Избранное

Бетти ненадолго умолкла, потом продолжала:

— Недружно мы с ним живем. Мы, видишь ли, католики… У нас двое детей. К разводам по сей день относятся неодобрительно. Считается, что привычка и взаимная привязанность дороже любви. Вот мы и живем, тяготясь друг другом. Я знаю, что ты живешь совсем по-другому, ты сумела отвоевать для себя свободу. Редкая турчанка способна на такое. Веришь ли, я тебе даже немного завидую. Ты по крайней мере поступаешь в соответствии с собственными принципами и не кривишь душой сама перед собою. А я поступаю в соответствии с принципами мужа и постоянно обманываю сама себя. Временами я сама себе противна!.. Когда я узнала, что студенты задумали похитить моего мужа, я чуть было не выпустила куропатку из клетки на волю. Пусть, думаю, летит в свою родную деревню. Но я не была уверена, что куропатки находят дорогу к родным местам — деревня-то довольно далеко отсюда. Если б этот мальчик пришел ко мне в отсутствие мужа и попросил вернуть птицу, я бы не задумываясь отдала ему… А впрочем, не знаю. Я ведь обязана оберегать эту самую куропатку так же ревностно, как покой и здоровье наших детей. Мучает меня совесть…

— Оказывается, и среди американских женщин есть такие, что обманывают сами себя.

— Вы, турки, подобно всем прочим народам мира, почему-то полагаете, будто мы, американцы, все думаем, как наш президент Линдон Джонсон [84] Правительство Джонсона начало агрессивную войну во Вьетнаме, осуществило интервенцию в Доминиканской Республике. , полагаете, что все мы одобряем войны и убийства.

Да, правду говорят: чужая душа — потемки.

Мы долго еще ходили из магазина в магазин, сделали много покупок. Бетти мне понравилась, но я, разумеется, не проговорилась ей, что как раз в это время мы подмениваем их куропатку.

Рассказ продолжает Гюльджан.

Раньше я думала, что подменить птицу — это так же просто, как в детстве воровать сливы в соседском саду. Отчего ж так бешено колотится сердце? Вдруг Бетти забыла что-нибудь и неожиданно вернется? Или Харпыру разрешили уйти с работы, и он вот-вот нагрянет и застукает меня с коробкой у двери? Ой, мамочки, аж в глазах потемнело!

Детей я отвела в их комнату, дала им игрушки.

— Гюльджан будет убираться в гостиной, а вы будете здесь играть, — сказала я им.

Клетку с куропаткой я отнесла в ванную, а птичка поет не умолкая: «Гак-губуррак, гак-губуррак». Ах, если б я знала номер телефона Семы! Я бы ей позвонила, и она спустилась бы сюда с той куропаткой. Мы бы прямо здесь их обменяли. Не знаю я, на беду, ее номера. Ладно, думаю, поступим по-другому. Суну я клетку с куропаткой в большую коробку и поднимусь к ней. Там поменяем птиц местами, и я как ни в чем не бывало вернусь сюда.

Иншаллах, мой Али, паршивец этакий, не окажется случайно на лестнице. Иншаллах, Харпыр с жабьей мордой не явится нежданно-негаданно. Иншаллах, дети не выйдут из своей комнаты и не поднимут рев. Иншаллах, Бетти не вернется домой. Иншаллах, удача будет сопутствовать мне. Иншаллах, куропатка не переполошит всех своим громким пением.

До чего ж это, оказывается, непросто — делать какое-то дело скрытно от всех! И как только ворам удается тишком в ночи прокрадываться в чужие дома, пока хозяева крепко спят, открывать шкафы и сундуки, забирать вещи и потом так же бесшумно выпрыгивать через окно в спальне или кухне?

Одну за другой бормотала я молитвы и суры из Корана, значения которых не понимала.

— О Аллах! О Мухаммед, о Али, Хасан и Хюсейн! Помогите мне! Уберегите от беды! Не дайте опозориться перед всем белым светом!

Я заглянула в детскую и решила сунуть детишкам какое-нибудь лакомство, чтобы отвлечь их внимание. В кухне я открыла холодильник. Там лежала крупная джида, но я решила не давать ее — не хватало еще, чтобы дети подавились косточками. Может, каленый горох подойдет? Нет, лучше всего яблоки. Я выбрала два самых румяных. Они были холодные, как лед. Я долго мыла их под горячей водой, потом отнесла детям.

— Ешьте, поправляйтесь, дорогие. А то вы худые как щепки.

В прихожей у двери стояли горкой приготовленные для вещей коробки. Я выбрала одну побольше, отнесла в ванную. Куропатка все еще пела.

— Молчи! — сказала я ей. — Молчи! Чтоб я могла тебя вынести отсюда.

Сунула клетку в коробку, и куропатка, словно поняла меня, сразу притихла. Ключ от квартиры я положила в карман фартука. Едва дыша, на цыпочках стала подниматься по лестнице.

О, великий Аллах! Не делай вида, будто не замечаешь меня и не слышишь моих молитв. Знаю, у тебя много разных дел, но если твоего милосердия и великодушия хватает даже на проституток, почему бы тебе не снизойти и до меня. Ты даришь порой свою улыбку лихоимцам, что наживаются за чужой счет, улыбнись же и мне. Ты пособляешь бесчестным и подлым людям в их грязных делах и промыслах, так поддержи в этот миг и меня. Или хотя бы не мешай, не опозорь меня перед людьми. Иначе я наложу на себя руки, мой Аллах.

Честно говоря, я включилась в эту опасную игру из-за обиды на Теджира. Он осрамил меня перед моими родственниками, и я киплю от гнева. Он вообще сильно изменился с тех пор, как мы переехали в город. В деревне был простофиля простофилей, покладистый да сговорчивый, хоть веревки из него вей. А тут на него будто затмение какое нашло — стал на меня свысока смотреть. От него только и слышишь: «Заткнись, умолкни, не трещи!» На Сабахаттина молится, в рот ему смотрит. Только об одном мечтает — как бы заделаться агентом в полиции. Ох, что же будет?! Он и в привратниках-то изменился — смотреть тошно. Каким же сделается в агентах? Задницы небось будет лизать всем, кто поважней его. Нынче пренебрег земляком, а завтра начнет пренебрегать женой и детьми. Да, только поэтому я и взялась помогать студентам.

А Сабахаттин-бей каков негодяй! Терпеть его не могу. Подумать только — бросает в тюрьму и приказывает пытать человека, который ему в деды годится. Выродок! Велел бить дубинками мальчика! Преследует студентов, делает все возможное, чтобы их выгнали из института. Будто у этих юношей нет матерей, которые с нетерпением ждут их дома. Будто нет у них отцов, сердца которых обливаются кровью. Будто нет у них ни сестер, ни братьев. Будто они невесть откуда взялись на земле. И можно их бить сколько угодно, хоть до смерти.

Возьми себя в руки, Гюльджан, сказала я себе. Будь спокойна, будто идешь по родной деревне. Уверенно и тихо поднимайся по лестнице. Ты не воровка, ты возвращаешь украденное настоящему хозяину, тем более родственнику и земляку. Ты делаешь благородное дело, так будь же спокойна и держись с достоинством. Представь, будто ты просто переходишь из одной комнаты в другую в доме родного отца. Так… А теперь прямо к Семе.