Джон Ридли - Путь к славе, или Разговоры с Манном

«Лонгчэмпс» был настоящим храмом еды. Отличной еды. Бифштекс по-домашнему с картофелем, высокой горкой наваленным вам на тарелку. «Лонгчэмпс» — ресторан на углу Мэдисон и 59-й авеню, куда ходила набивать желудки только фешенебельная публика. В «Лонгчэмпс» я пригласил пообедать Сида. Я ел лангет по-нью-йоркски, а Сид потчевался грудинкой. Я предложил ему заказывать все, чего душа пожелает, — я угощал. Он выбрал свинину на ребрышках. За салатом мы поболтали о фильме, который оба недавно видели, затем о том, полетим ли мы когда-нибудь на Луну, и о том, как мы терпеть не можем босанову. Мы оба говорили очень много, отчаянно пытаясь заполнить звуками тишину, которая — мы это ощущали — в противном случае рисковала превратиться в неестественно гробовое молчание.

Покончив с салатом, Сид отодвинул тарелку в сторону. Обведя глазами зал, заметил:

— Отличный ресторан, вкусная еда. Ты за все платишь. По какому случаю? Чем я все это заслужил?

— Ты много для меня сделал, Сид. Ты сам это знаешь. Если бы не ты, я до сих пор выступал бы с пятиминутными номерами между стриптизершами.

Он пожал плечами:

— Сомневаюсь, но благодарю.

Сид взял вилку со своей тарелки, повертел ее, хорошенько оглядел, потом положил на место.

— Приговоренному к казни устраивают пир.

— Сид…

— Я большой мальчик, Джеки. Я много лет играю в эту игру. Конечно, я все это ценю, но тебе не надо ходить вокруг да около.

Ладно. Раз хочет прямоты — буду говорить прямо, мне же легче.

— Ты знаешь Чета Розена?

Сид кивнул и сказал:

— Я думал, они тебя гораздо раньше сманят.

— Я хочу, чтобы ты знал, если…

— Да. Я знаю: если бы не я… Ты всегда будешь мне благодарен за все, что я сделал… Но это же бизнес, правильно? Рано или поздно это бы случилось.

Мне послышалась насмешка в его голосе. Мне не понравилось, как прозвучала эта насмешка. Я решил выложить все:

— Он может устроить мне Салливана.

— Опять двадцать пять. Выступишь в шоу Салливана — и больше никаких забот у тебя не будет. Все двери распахнутся, и ты станешь повелителем Голливуда.

— Я же обращался к тебе, Сид. Я обращался к тебе с этим, а ты не пожелал этим заниматься.

— Да нет! Дело не в том, что я не…

— Я вначале обращался к тебе, а ты не захотел этим заниматься.

— Ты не готов.

— Боже, пожалуйста, только давай не будем опять.

Сид перегнулся через стол, крепко схватил меня за запястье, заставил меня поглядеть ему в глаза.

— Ты все еще растешь как исполнитель, Джеки. Да, хочешь верь, хочешь нет, сколько бы ты лет ни выступал, ты все еще продолжаешь расти. Ты хороший артист, а со временем станешь еще лучше. Лучше, увереннее… Та программа, та, которую ты написал в Сан-Франциско…

Я вырвал у него свою руку:

— Мне осточертело ждать. Всякий раз, как мне кажется, у меня что-то хорошо получается, я вижу, как оно тает… Всякий раз, как мне кажется, что я достиг успеха, все разваливается на куски. Хватит. Этого шанса я не упущу. Я не… Господи, у Фрэн уже свое шоу!

— Может, оставишь в покое Фрэн? Хватит сравнивать себя с…

— Когда, по-твоему, я буду готов? А? Я был готов уже в ту пору, как впервые встал на четвереньки вычищать чужую грязь за грошовую плату. Я был готов уже тогда, когда кто-то впервые ударил меня так, что я упал на пол. Я был готов уже в тот день, когда услышал: «Ниггер, ступай», и «Ниггер, принеси», и «Ниггер, почему бы тебе не шутить посмешнее, а, ниггер?» Я всю жизнь был готов. Готов выйти на улицу, отправиться в путь, уступить место…

— Готов на все, любой ценой.

Моему воображению живо представилась такая картина: Дайтон Спунер лежит, распластанный на тротуаре, и струйки крови паутиной растекаются вокруг его тела.

— Да. Да. Чтобы меня уважали. Чтобы со мной обращались как с человеком. Я же никогда этого не видел, Сид. Ни от отца, ни от так называемых друзей…

— А Тамми? Фрэн? А я? Разве все эти годы я не был рядом с тобой?

И тут из меня посыпались все те слова, которые я давно удерживал внутри:

— А когда я отправился на репетицию шоу Фрэн, когда Си-би-эс насело на нее из-за того поцелуя, — где ты был тогда, Сид? Шатался по кабакам, потому что не мог переломить себя и побыть трезвым. И это ты называешь — быть рядом со мной?

Мои слова, словно сорвавшаяся с цепи свора, лаяли и кусались. И я ожидал, что, как только они будут сказаны, не важно, что мы находились на людях, Сид тоже взорвется в ответ. Но ничего подобного не произошло — он остался совершенно спокоен.

— Ты прав, Джеки. — Сид говорил ровным тоном. Даже мягким. Мы с ним оба всегда знали правду. Не было смысла отрицать ее теперь, спорить. Пожалуй, Сид был даже доволен, что наш обоюдный секрет, о котором раньше мы оба умалчивали, наконец раскрылся. — Мне следовало тогда быть там, с тобой, и… Вместо этого я отпустил все тормоза. Мне жаль, что так вышло, и, наверное, не важно даже, что это бы… или что я потом завязал. Я никогда не притворялся беспорочным человеком, так что, если все дело в этом…

— Дело в том, что ты забыл о своих обязанностях. Пьяный, трезвый ли, ты не… понимаешь? Так что не сиди тут и не веди себя, как… как не знаю кто!

Вот так. Как не знаю кто.

Сид кивнул. Слегка. Взял салфетку, вытер руки. Не то чтобы они были в чем-то выпачканы, — просто он хотел показать этим, что покончил с обедом.

Потянулся к бумажнику:

— Пожалуй, я заплачу за обед. А то у тебя ничего не останется.

— Не надо… я плачу.

— Ты не обязан платить за мой обед, чтобы загладить чувство вины.

— Это бизнес, Сид. Я не испытываю чувства вины.

Он хорошенько оглядел меня:

— Да, похоже, не испытываешь.

Сид поднялся из-за стола, направился к выходу. Остановился, обернулся и сказал:

— Если не получится с «Уильямом Моррисом», тогда…

Это были его прощальные слова.

Сид ушел.

Официант принес мой заказ. Я управился с бифштексом, потом заел его большим ломтем слоеного фруктового торта. Когда я покончил с едой, я не ощущал ничего кроме сытости.

Забавно, как раскрепощает убийство.

Передо мной лежали бумаги. Бумаги. Так их называли. Это были контракты, которые связывали меня с агентством «Уильям Моррис» на два года. В этом не было ничего странного. Абсолютно. Я пробыл с Сидом дольше, и по той же ставке — десять процентов. Только с Сидом мы не подписывали никаких бумаг. Никаких контрактов. Мы просто пожали друг другу руки, и все. Одно рукопожатие — и он сделался моим агентом, а я — его…

— Что-то не так, Джеки?

— Что вы сказали?

Чет оторвал меня от моих мыслей. Он был здесь, в конференц-зале нью-йоркского филиала «Дабл-ю-эм-эй». Здесь был Чет, женщина, исполнявшая обязанности не то секретаря, не то ассистента, или еще чего-нибудь в этом роде, и тот другой агент, которого я уже видел в Лос-Анджелесе и который никогда ничего от себя лично не говорил.