Геннадий Лазарев - Боль

— Возьми… — сказал он. — Мне уступил знакомый мальчишка.

— Зачем мне два? — Марина покраснела. — Один из них — твой!

Вспомнив об этом, Вадик улыбнулся. Собственно, с этих билетов все и началось. Уже на другой день в школе стали писать на стенах мелом, карандашом, а то и фломастером две буквы: «В + М». Вадик остался после уроков и с яростью стирал их. Но на следующий день они появились снова! Первоклашки, и те кричали Вадику вслед: «Вэ плюс эм! Вэ плюс эм!» От сознания собственного бессилия Вадик готов был реветь. В школу он шел как на каторгу. При одной мысли о Марине его начинало трясти. О, как он ненавидел ее!

Но однажды все это кончилось, неожиданно и красиво. После уроков к нему подошла Марина.

— Пусть пишут! — сказала она просто и протянула руку. — Хочешь, будем дружить?

Вадик отлично помнит: в тот день они долго бродили по городу, съели уйму мороженого, а под занавес хотели заглянуть на дискотеку, но их не пустили. «Здесь не детский садик!» — сказали.

Деревья расступились, показался пляж. А Вадик краешком глаза все смотрел на Марину, и ему хотелось сказать: «А знаешь, Марин, там, около поляны, когда ты стояла с закрытыми глазами, мне очень хотелось тебя поцеловать…» Сказал другое:

— На обратном пути покажу поляну. Ладно? Там знаешь сколько ромашек!

Роща притихла. Приближался вечер. Вдалеке грустно куковала кукушка. Пора было собираться домой.

— Ты купалась когда-нибудь вечером, когда совсем темно? — спросил Вадик.

— Что за удовольствие — купаться в темноте?! — Марина в недоумении развела руками. — Поплавать, а потом поваляться на песке, пожариться на солнышке — это я понимаю. Но вечером… Какой смысл?

— Ты не представляешь, как это здорово! И красиво до невозможности! Небо усыпано звездами… Во-о, какими! Как елочные шары. И каждая отражается в озере. Заплывешь подальше и не поймешь — где кончается земля, где начинается небо? Такое впечатление, будто летишь среди звезд. Красотища! — Вадик помолчал, потом с грустью добавил: — Теперь я не вижу звезд совсем… Врач говорит, зрение у меня вряд ли восстановится полностью. А раньше… Знаешь, как я любил плавать вечерами!

— Вода, наверное, холоднющая! Бр-р-р!

— Чудачка! Вечерами вода теплая, как парное молоко. Помнишь из физики? Вода нагревается медленнее воздуха, но и медленнее остывает.

Марина, словно удивляясь, всплеснула руками.

— Что вы говорите? — сказала с иронией. — А я не знала… Вы просто абсолютизмус талантус!

Вадик понимал, почему Марина говорит так. Она отличница, а он бесперспективный, по его собственному убеждению, троечник. Марина, правда, никогда не кичится своим превосходством, но терпеть не может, когда другие знают о чем-то больше ее.

— Зная так превосходно физику, — продолжала она насмешливо, — ты можешь блеснуть познаниями и в географии. Растолкуй мне, например, почему зима около морей гораздо мягче, чем в глубине континентов? У тебя это получается неплохо…

Марина поднялась и с разбега кинулась в воду.

Вадику не хотелось купаться. Было совсем не жарко, да и Марина… Когда она не в настроении, лучше дать ей побыть одной. Он собрал и уложил в авоську бутылки. В одной еще оставался лимонад, и Вадик поставил ее около одежды, на случай, если Марина захочет пить. Не спеша оделся.

Солнце спряталось. И сразу же от воды повеяло сыростью и прохладой. Марина вышла на берег. Балансируя руками, чтобы не упасть, окунула поочередно ноги в воду, обулась. Долго и старательно обтиралась полотенцем. Вадик, панически страшась затянувшегося молчания, искал и никак не мог найти повод заговорить. Он знал: первой Марина ни за что не заговорит. И только когда она сняла шапочку и ее волосы рассыпались по плечам, Вадик оживился.

— У тебя чудесные волосы! Тебе очень идет такая прическа! — весело проговорил он, убежденный в том, что Марина не сможет не ответить на такой комплимент.

— Подобные прически носили в прошлом веке наши прабабушки. — Марина искоса поглядела на Вадика, встряхнула волосами. — Будь уверен — со своей я разделаюсь, как только поступлю в институт. Дня не потерплю! И покрашусь… Как Нэлька из десятого «б».

Чтобы перевести разговор в спокойное русло, Вадик сказал:

— Лично я согласился бы пять лет стричься наголо. И пять лет носил бы широкие штаны… Только бы учиться в институте. Но поступать — можешь себе представить! — не собираюсь. К чему прокатывать родительские денежки? Комиссия ахнет, когда увидит в моем аттестате россыпь троек. Сочинение я вытянул с грехом пополам на четверку. Но за физику и математику — дай бог по троечке. Сегодня и задача была простенькая, и примеры пустяковые, а один — последний — я так и не решил. Времени не хватило. А задача, оказывается, решалась не в пять, а в четыре действия. Я ломал голову битый час…

— Как в четыре? — насторожилась Марина. — Ты уверен в этом?

— Абсолютизмус фактус! — выпалил Вадик и улыбнулся своей находчивости. Но его улыбка тут же погасла, когда он увидел, как помрачнело лицо Марины.

— Этого не может быть! Это невозможно! — Марину охватило отчаяние. Ведь если Тонечка Миронова решила задачу не в пять, а в четыре действия, то комиссия, сопоставив их работы и найдя Тонечкину выполненной лучше, может ей, Марине, пятерку не поставить. И тогда — прощай, золотая медаль!

— Скажи! Ну скажи, что это не так! Вадик!

— Мы разбирали с ребятами, — неуверенно проговорил Вадик. — Да и Тонечка говорила, что решила в четыре.

Марина грозно молчала. Больше всего на свете она боялась услышать именно об этом, и вот — пожалуйста. Тонечка решила оригинальней. И об этом сообщает ей именно Вадик; он знал об этом, и мог спокойно валяться в песке, играть в «крестики-нолики», философствовать о звездах. С неприязнью посмотрела на него и, надеясь в душе на чудо — может, он все-таки перепутал, — спросила:

— Как ты решал? Расскажи…

— Два первых, — заспешил Вадик, — у всех одинаково, а в третьем Тонечка находит сначала…

— Перестань ты со своей Тонечкой! — оборвала Марина. — Не смей! Слышишь? Не смей упоминать при мне имя этой рыжей бездари!

Вадику стало не по себе. Он весь съежился, будто ему за воротник бросили льдинку и приказали терпеть.

— Зачем ты так, Марин? — сказал хмуро, — Тонечка — славная девчонка.

— Я не хочу о ней слышать! Ясно?

— Какая разница — в пять, в четыре. Важен ответ. Я решил в пять, и — видишь? — не умер и даже не потерял аппетит. У тебя остались пирожки? — попробовал пошутить Вадик.

— И ты еще можешь смеяться? В то время, когда решается моя судьба! — запальчиво выкрикнула Марина. — Пирожки! Его волнует, остались ли пирожки! — Да после этого… — Она замолчала, подыскивая нужное слово.