Альфред Дёблин - Берлин-Александерплац

По ту сторону сносят подряд все дома вдоль городской железной дороги. И откуда берется столько денег? Ну, да Берлин город богатый, и налоги мы платим исправно.

Снесли табачный киоск фирмы "Лезер и Вольф" с мозаичной вывеской, а в двадцати метрах дальше она уже опять красуется, и у самого вокзала еще раз. "Торговый дом Лезер и Вольф". Сигары высшего качества на все вкусы: бразильские, гаваннские, мексиканские, марки — "Наша утеха", "Лилипут", № 8 по 25 пфеннигов за штуку, "Зимняя баллада" — в пачках по двадцать пять штук, по 20 пфеннигов за штуку, сигаретки № 10 несортированные, оберточный лист суматрского табака — гордость фирмы — небывало дешево, в ящичках по сто штук — 10 пфеннигов за штуку… Бьем, бьем… побиваем все рекорды нашими сигарами — в ящичках по пятьдесят штук, в картонной упаковке по десять штук, отправка во все пункты земного шара; новинка — сигара марки "Бойэро" по 25 пфеннигов штука, — клиенты в восторге! — Бью, бьешь, бьем в щепы.

Возле "Прелата" есть свободное местечко, там стоят тележки с бананами. Покупайте детям бананы! Бананы — дезинфицированы самой природой, их кожура защищает плод от насекомых, червей и бацилл, за исключением, конечно, тех насекомых, червей и бацилл, которые сквозь нее проникают. Тайный советник, профессор Черни, вполне убедительно доказал, что дети, в первые годы своей жизни питаясь бананами, лучше развиваются. Бью, бьешь, разбиваем.

По Алексу гуляет ветер; на углу, где универмаг Тица, дует со всех сторон. Брр! Мерзость! Ветер, ветер… Несется меж домов, врывается в котлованы, не дает покоя. Хорошо бы укрыться в теплой пивной, да где уж там, ветер и в карманах свистит. А жизнь идет своим чередом — не зевай, пошевеливайся, погода не для прогулок. И вот с утра спозаранку тянутся к Алексу рабочие — из Рейникендорфа, из Нейкельна, из Вейсензее. Холодно ли, тепло ли, ветрено или тихо, — каждый день все то же: наливай кофе, завертывай бутерброды, пора на работу, наше дело — трудиться до седьмого пота, а там, наверху, сидят трутни, спят на пуховиках и высасывают из нас последние соки.

У Ашингера на Алексе большое кафе. Нет у тебя пуза — можешь нагулять, а есть — можешь увеличить по желанию. "Природу не обманешь! Тот, кто пытается улучшить искусственными примесями качество хлебобулочных изделий, выпекаемых из испорченной муки, — обманывает себя и потребителя. У природы свои законы, она не терпит насилия! Почти во всех цивилизованных странах здоровье населения подорвано — это печальный результат потребления недоброкачественных продуктов питания, подвергающихся химической обработке".

"Колбасные изделия высшего качества, с доставкою на дом. На ливерные и кровяные колбасы цены снижены".

А вот интересный журнал, спешите купить — вместо одной марки только двадцать пфеннигов. "Брачная газета", пикантного содержания, только за двадцать пфеннигов. Продавец попыхивает сигарой, на голове у него морская фуражка. Бью, бью, бью…

Из восточных районов города, из Вейсензее, Лихтенберга, Фридрихсхайна, с Франкфуртераллее выезжают на Ландсбергерштрассе желтые трамваи и взапуски бегут к Алексу. № 65 идет от Центрального скотопригонного двора по Большому кольцу — от Веддингплац до Луизенплац, № 76 — из Хундекеле до Хубертусаллее. На углу Ландсбергерштрассе закрылся универмаг Фридриха Гана — устроили распродажу, все вывезли подчистую, а теперь собираются отправить и самый дом к праотцам, Сейчас тут остановка трамвая и автобуса маршрута № 19. А дом, где был магазин канцелярских принадлежностей Юргенса, уже снесли, и на его месте красуется сейчас дощатый забор.

У забора сидит старик с медицинскими весами. Проверяйте свой вес! Всего — 5 пфеннигов.

О возлюбленные братья и сестры, кишмя кишащие на Алексе, остановитесь на минуту и загляните в щель в заборе рядом с упомянутыми весами: на том месте, где недавно еще был богатый магазин Юргенса, вы увидите груду щебня. А универмаг Гана еще стоит. Безлюдный, опустевший, выпотрошенный, только какие-то красные лоскутки и бумажки прилипли к стеклам витрин. Из праха рожден, и прахом станешь; стоял здесь когда-то прекрасный дом, а ныне никто и не вспомнит о нем. Так погибли Рим, Вавилон, Ниневия, Ганнибал, Цезарь, все пошло прахом, помните это. Позвольте, позвольте, во-первых, в наши дни производятся раскопки этих городов, — посмотрите, вот иллюстрации в последнем воскресном номере газеты, а во-вторых, эти города выполнили свою миссию и их сменили другие. Так было, так будет. Ведь не станете же вы горько оплакивать свои старые брюки, когда заносите их до дыр. Просто пойдете и купите новые. На том мир стоит!

На площади безраздельно властвует полиция. Она представлена здесь в нескольких экземплярах. Каждый "экземпляр" с видом знатока поглядывает то в ту, то в другую сторону. Правила уличного движения он знает наизусть, будьте покойны. На ногах у него краги, справа висит резиновая дубинка; вот он поднимает руки и вытягивает их в направлении с запада на восток: север и юг пусть обождут, а восток переливается на запад и запад на восток. Затем "экземпляр" автоматически переключается, и уже север переливается на юг, а юг на север. Мундир у шупо скроен в талию, сидит как влитой. По знаку "экземпляра" через площадь бегут по направлению к Кенигштрассе человек тридцать всякого звания, часть из них оседает на площадке у остановки трамвая, а другие благополучно достигают противоположной стороны площади и идут дальше по дощатому настилу. Столько же людей двинулось им навстречу с запада на восток; и здесь никто не пострадал, все благополучно доплыли до противоположной стороны.

Тут и мужчины, и женщины, и дети, детей большей частью ведут за руку. Перечислить их всех и описать судьбу каждого очень трудно. Это можно сделать лишь в отношении некоторых. Ветер всех прохожих осыпает снежной крупой. Лицо человека, идущего с востока, ничем не отличается от лиц тех, кто идет с севера, запада или юга, да, кроме того, эти люди часто меняются ролями: те, что в данный момент идут через площадь к Ашингеру, час спустя могут оказаться перед пустым универмагом Гана. И точно так же поток людей, идущих с Брунненштрассе к Янновицкому мосту, сливается с встречным потоком. Конечно, многие сворачивают и в сторону, с юга на восток, с юга на запад, с севера на запад, с севера на восток. Все они похожи друг на друга — и пешеходы и пассажиры в автобусах или трамваях. Те только сидят в разных позах да увеличивают вес вагона, обозначенный на его наружной стенке. Кто заглянет им в душу? — Темна вода в облацех… А если б даже и заглянуть — кому от этого польза? Скажете, новую книгу можно было бы написать? Да ведь и старые-то не идут; в 1927 году сбыт книжной продукции понизился по сравнению с 1926 годом на столько-то процентов. Итак, будем рассматривать этих людей лишь как частных лиц, заплативших по двадцати пфеннигов за проезд, за исключением владельцев месячных проездных билетов и учащихся, с которых берут только по десяти пфеннигов: и вот они едут — каждый живым весом от пятидесяти до ста кило, в одежде, с сумочками, пакетами, ключами, шляпами, искусственными челюстями и бандажами от грыжи; проезжают через Александерплац и сохраняют до конца поездки таинственные длинные полоски бумаги, на которых напечатано: Маршрут № 12, Сименсштрассе Д,А, Гоцковскиштрассе С,В, Ораниенбургские ворота С,С, Котбуские ворота А. Таинственные письмена! Кто разгадает их, кто смысл их распознает? Три слова заветных тебе назову… А билетики эти прокомпостированы четыре раза в определенных местах, и на них значится на том же самом немецком языке, на котором написаны библия и гражданский кодекс: "Годен на одну поездку в одном направлении, одним маршрутом, без права пересадки".