Тим Лотт - Штормовое предупреждение

Чарлз возвращается в спальню и, сбросив бордовый халат с окантованными обшлагами и подолом, надевает тонкую, пшеничного цвета рубашку, темносиние, чуть лоснящиеся брюки и "шведский" вязаный кардиган, отделанный спереди замшей, но спинка и рукава — из синтетики.

На коврике в передней (из коричневой копры, с надписью "Добро пожаловать!") он подбирает "Дейли миррор". Новости, прямо скажем, не слишком приятные. Четырнадцатилетний сопляк укокошил собственного деда. Сталевары все еще бастуют. Чарли Дрейк благоденствует в Уэст-Энде. Этот Йоркширский Потрошитель по-прежнему у всех на языке, ходячий позор для полиции. Все больше женщин заявляет при опросах: "Все мужчины — насильники". Футболки с этим свеженьким дамским откровением раскупают вмиг. Чарли невольно прикидывает, смог бы он сам кого-нибудь изнасиловать, потом решает, что это бредовая мысль. Инфляция и безработица продолжают расти как на дрожжах. Машинисты лондонской подземки тоже бастуют — после того, как две сотни подростков разгромили нисденский поезд.

Еще пришла платежка за прошлую неделю. Теперь Морин нужен целый фунт на ее триптофан. Городские власти повысили квартплату после того, как Майкл Хелетин урезал дотации. Такие вот дела. Поговаривают, будут драть по пятьдесят фунтов в неделю. Чарли оскорблен до глубины души тем, что забастовщикам сняли социальное пособие. Почему его семья должна нести наказание за то, что власти не в состоянии нормально управлять страной? Майк Сандерленд как в воду тогда глядел: Маргарет Тэтчер еще хлебнет ненависти, это она устроила всю эту свистопляску.

Несмотря на все эти неприятности, милашка в бикини выглядит очень веселой и соблазнительной, Чарли немного воспрянул духом, изучая ее потрясающие сиськи и помешивая ложечкой чай.

Типографские все более или менее друг друга знают. Чарли кажется, что он знаком с этим наборщиком, который формировал пятую страницу, сначала превращая манящую девичью плоть в твердый металл, а потом в оттиск, состоящий из десяти тысяч крошечных черных точек, повторенный потом в пяти тысячах экземпляров. Эта мысль о тайном братстве приятна и вызывает примерно то же ощущение, что прикосновение к нежной мякоти, которую он сейчас разорвет своими почерневшими от типографской краски пальцами, а потом он положит нежный кусочек на тост, намазанный маргарином.

Он нетерпеливо вскрывает пакетик с копченой лососиной. Чарли ее обожает, ест прямо с горьковатой серебристо-черной кожицей. Чарли поливает оранжевую пятнистую тушку маслом. Пахнет потрясающе… Он отрезает первый ломтик, вкуснота, просто тает на языке. И вдруг Чарли застывает с полуоткрытым ртом, не дожевав. Уже на седьмой странице на глаза ему попадается маленькая, в две колонки заметка под заголовком "Прощайте, мистер Музыка". Чарли, не жуя, проглатывает хлеб с лососиной, на кончике языка остается лишь немного масла. Над заметкой небольшое фото человека с седыми, почти белыми волосами, с ослепительной эстрадной улыбкой и с черными, задорно вскинутыми бровями. Чарли читает:

Вчера вечером после продолжительной болезни, на семьдесят четвертом году, скончался Аннунцио Мантовани, признанный король легкой музыки. Широкую известность ему принесла в 1951 году пьеса "Кармен", где использовано "каскадное звучание" струнных, находка, Мантовани был первым из представителей музыкального бизнеса, чьи пластинки по объему продаж превысили миллионную отметку. То есть он намного опередил своего творческого соперника Семприни.

До того, как в каждом доме зазвучали его пластинки, Мантовани работал звукорежиссером, благодаря его таланту были восстановлены многие давно забытые произведения английских композиторов, в том числе и несколько шедевров Ноэла Кауарда [31] Ноэл Кауард (1899–1973) — английский драматург, режиссер, актер и композитор, автор ряда известных мюзиклов и песен. .

У Чарли пересохло в горле. Он снова перечитывает заметку, как будто это что-то может изменить. Потом откладывает в сторону недоеденный тост с лососиной. Чай стынет, а Чарли минут пять сидит в кресле, почти не шевелясь.

Наконец он встает и плетется на кухню. В холодильнике, в самой глубине, стояла бутылка с "Асти Спуманте", он бережет эту шипучку для дня рождения Морин, они собрались отметить в эти выходные. Решив, что купит потом еще, Чарли разматывает проволочки на пробке. На часах — 10.30. Из горлышка вырывается пенистый фонтанчик и растекается по зеленой шее бутылки. Чарли находит широкий и приземистый, похожий на блюдце бокал, из которого, по его разумению, положено пить игристые вина, он видел такие на рекламной акции "Бэбичем", детского шампанского. Прихватив бокал и бутылку, Чарли возвращается в гостиную, ставит их на стол, где стоит его стынущий чай, из которого вылетают невидимые молекулы, унося с собой энергию. Подойдя к проигрывателю, он благоговейно вытаскивает из пакета пластинку с "Кармен" и ставит ее на вертушку, потом сдвигает регулятор звука на отметку "громко". Нежнейшие голоса скрипок и альтов наполняют комнату. Чарли поднимает бокал в сторону колонок, источающих законсервированные шедевры мертвого уже человека, мысленно произносит тост и залпом выпивает шампанское, потом снова наполняет бокал.

Чарли нажимает на рычажок "повтор", и снова звучит тема "Кармен", второй раз, третий… Второй бокал настроил его на мрачный лад, подобного состояния он не испытывал со времени смерти родителей, оба покинули этот мир, когда им было за семьдесят, однако для Чарли они так и оставались живыми. Но теперь, пока он вырезал заметку и запихивал ее в бумажник, боль давних утрат накатила снова. Он отчетливо представил, как стоял сначала над одним, потом над другим гробом, вдруг с ужасом осознав, что жизнь гораздо более непредсказуема и коротка, чем ему казалось раньше. Смерть Мантовани, чья теплая, обволакивающая музыка была фоном, можно сказать, аккомпанементом ко всей его взрослой жизни, потрясла его не меньше.

Он наливает третий бокал, облизывает губы, вытирает их рукавом; тут раздается звонок. Ясно: это вернулась Морин, наверное, забыла взять утром ключи. Но когда он открывает дверь, на пороге стоят двое каких-то типов — один в синем комбинезоне и куртке, на втором костюм, дешевенький, плечи обсыпаны перхотью. А в руках этого второго — планшетка с блокнотом. Лица у типов невозмутимо спокойны, но властность во всей их повадке заставляет Чарли насторожиться.

— Мистер Бак? — резким высоким голосом спросил тот, что в костюме.

— Мы по поручению городской администрации.

— Д-да-а?

Чарли немного запинался, поскольку был в легком меланхолическом подпитии.

— Мы бы хотели взглянуть на ваши батареи, — вступает в разговор тот, что в спецовке, голос у него хриплый, и, судя по выговору, он обитатель Южного Лондона.