Ирина Ясина - Книга волшебных историй (сборник)

У одной учительницы закончилось мороженое в морозилке. И она больше не могла проверять тетради, потому что слёзы ей застилали глаза. Она хотела пойти купить ещё мороженого, но деньги тоже закончились.

Тут ей мама говорит:

– Не плачь, выпей пока чаю с вареньем, а завтра я пенсию получу и куплю тебе мороженого. И сейчас все тетрадки за тебя проверю, хочешь?

И учительница сказала:

– Хочу.

У одной учительницы в шкафу закончились колготки. Ни одной целой пары не осталось. И даже ни одного старого чулка, чтоб натянуть на лицо и ограбить банк, потому что деньги тоже, как всегда, закончились.

– Надень джинсы, – посоветовала мама.

– Да меня директор заругает и дети слушаться перестанут.

– Надевай, не бойся, я тебе к ним и сапожки найду подходящие.

Полезла мама на антресоли и достала сапожки: остроносые, ковбойские, она их ещё в институте носила, когда в моде были хиппи.

Ничего не поделаешь, натянула учительница узенькие джинсы, в сапожки заправила и пошла.

А в школе её директор заругал и дети слушаться перестали. Зато учитель труда и физкультуры в кино пригласил, на вечерний сеанс.

Учительница в кино не пошла, конечно: надо же тетради проверять. А приятно всё-таки, когда приглашают.

У одной учительницы закончилось терпение. Дети её не слушают, кричат, по классу бегают, вот она и ушла. Из класса, из школы, из города – и прямо в лес.

Хорошо в лесу. Деревья шелестят, учительницу по имени окликают:

– Шура! Шурочка!

И она им радуется:

– Здоро́во, клён! Дай пять… Рябинка, у тебя бусы новые? Очень красиво!

Гуляет, с деревьями обнимается, стихи им читает наизусть. «Останусь, – думает, – тут жить. Шалаш построю, буду грибы собирать, орехи. А к зиме берлогу вырою».

И осталась бы, только маму стало жалко. И есть к вечеру захотелось, а грибы собирать темно.

Директор школы так был рад, что учительница в берлоге жить не осталась, что дал им с мамой путёвки в дом отдыха на целых три дня. А в класс этот непослушный другую учительницу пока прислал – злющую, как медведь-шатун. Так что дети на четвёртый день Шурочку цветами встретили и самым образцовым поведением.

И на каждый её вопрос – лес рук!

У одного доктора начались каникулы. То есть каникулы начались у его пациентов, потому что это был детский доктор. А в каникулы школьники меньше болеют и у врачей появляется свободное время.

Вот наш доктор и побежал на каток. На тот самый, где каталась со своими третьеклассниками учительница Александра Петровна. Небольшая такая, в узких джинсах и синей курточке.

Прибежал – так и есть. И дети тут, и она с ними. А рядом учитель труда и физкультуры кренделя да восьмёрки по льду выписывает.

Расстроился доктор и пошёл бродить по улицам. И кто их только придумал, эти каникулы! Сидел бы сейчас в кабинете, рецепты на латыни выписывал…

И он горько усмехнулся. Вспомнил, что по-латыни каникулы значит «собачьи дни».

У одного доктора начался грипп. Прямо в каникулы! То ли он на морозе перегулял, то ли заразился у себя в поликлинике.

Вот пошёл он в ванную горло полоскать. Набрал в рот горячей воды с содой, голову запрокинул, так что лампочка на потолке прямо в глаза светит, и давай булькать:

– Гр-р-р… Хр-р-р…

А в конце совсем жалобно:

– У-у-у!

И получается, что он, как одинокий пёс, рычит и воет на луну. Сплюнет и опять:

– Гр-р-р… Хр-р-р… У-у-у!

Тут папа с работы пришёл. Тоже доктор, только военный.

– Отставить, – говорит, – выть на луну! И немедленно поставить чайник! Сметану я купил, сейчас пельменей наварим…

А главный гостинец папа на потом приберёг. Уложил сытого доктора в постель и достал из кармана шинели библиотечную книжку. «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви».

У одного доктора начались экзамены. Такие специальные экзамены для тех, кто институт уже окончил и хочет теперь получить учёную степень кандидата наук.

Вот пришёл он на экзамены, а там столько народу – и врачи молодые, и педагоги, и даже авиаконструкторы. Сначала ведь общие предметы сдают: историю там, диктант, иностранный язык. Называется «кандидатский минимум».

Вдруг его кто-то за руку потянул. Смотрит – учительница, та самая.

– Пойдёмте, доктор, я места заняла. Мы с ребятами к вам на осмотр приходили, помните?

И тут уж доктор не растерялся.

– Зовите, – говорит, – меня просто Сашей.

Сели они за одну парту и стали друг другу помогать. Шурочка доктору все запятые в диктанте списать дала, а он ей – даты исторические.

А потом они бродили по улицам, и гладили встречных собак, и покупали мороженое, и давали друг дружке попробовать. И даже не заболели, только домой забыли позвонить, что задерживаются.

Вот так всё и началось. И до сих пор не закончилось.

У старушки Лизаветы домашняя техника всегда работала исправно. А всё почему? Потому что у неё каждый прибор назывался по имени. Стиральная машина – Катей, пылесос – Шуриком, плита «Электра» – Эллочкой. Немецкий миксер, подаренный внуками, именовался уважительно: герр Теодор, а у холодильника была даже фамилия – товарищ Папанин.

Собирает Лизавета бельё в стирку, а сама приговаривает:

– Здравствуй, Катя-Катерина, ненаглядная моя! Время воду набирать да бельишко постирать. А ты, Эллочка-пострелочка, обожди, не горячись, далеко ещё до обеда-то…

Другие бабушки на лавочке жалуются, бывало: у кого утюг перегорел, у кого телевизор барахлит. Лизавета их поучает:

– Да как же это можно, чтоб без имечка! У нас в деревне, как сейчас помню, матушка всякую живность, даже курочку, по-своему назовёт да со всякой потолкует наособицу. Скотина, она ведь ласку любит! Вот ужо поговорю я с твоим утюгом, как бишь его – Гарик, что ль?

И говорила. И представьте себе, помогало! Ну, не всегда, но часто. И вот так, потихоньку, помаленьку, утюги за пирогами… в общем, пошёл о Лизавете слух по всему микрорайону. Будто бы она электротехнику «заговаривает», порчу с неё снимает, биополе восстанавливает и прочие глупости.

Потянулись просители: кто с вентилятором, кто с полотёром. Дальше – больше. Сосед Колька прибежал, продавец магазина «Канцтовары».

– Баб Лиза, выручайте, «Жигули» мои не заводятся!

Тут Лизавета прямо обалдела. Руками на Кольку замахала:

– Не умею я с «Жигулями»-то! Я ж тебе, милок, не автосервис!

Но уговорил-таки Колька, вытащил старушку на улицу. Села она в машину, ладошкой подпёрлась.

– Холодно, – говорит, – тебе, Ладушка? Холодно, касатушка? А ничего не поделаешь, ехать надоть. Хозяин на работу опаздыват…