Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы: Сочинения

Глаз отвел руку для удара и, глядя в живот, не мог решиться. Страшно стало: вдруг здорово поранится. «Да ну, ерунда. Нож такой короткий. А бывает, пырнут кого-нибудь длинным ножом — и хоть бы хны. Через месяц здоровый. Нет, все же ударю. Нечего конить. Да, чтоб быть смелее, лучше на живот не смотреть. Куда попаду. Ну… Стоп! Что же это я поднял сатинку? Ведь сразу догадаются. Рана есть, а дырки ни на сатинке, ни на майке нет. Что, скажут, на тебя наставили нож, а ты сатинку с майкой поднял и брюхо для удара подставил?»

Глаз заправил сатинку в брюки и крепче сжал ручку ножа. «Ну»,— торопил он себя.

По трапу раздались шаги. С улицы в цех кто-то спускался. Глаз сунул нож в карман и, выйдя из-за досок, стал подниматься навстречу парню. Обождав с минуту на улице, вернулся в цех, набрал брусков и отнес в обойку. Ребята шли на перекур. Глаз незаметно сунул на место нож — его никто не хватился — и пошел курить.

«Не удалось у меня. Ну и не буду тогда. Бог с ним. Второй раз пытаться не стоит, раз в первый не вышло».

Глаз не подумал, что нож в обойке не нашли бы и всем стало ясно — резанул себя сам.

После перекура мастер обойки Михаил Иванович Кирпичев позвал к себе в кабинет Маха, шустряка. Мах, когда на взросляк уйдет Белый, непременно станет вором отряда. В обойке он — бригадир.

— Станислав, — сказал мастер, — я двадцать лет работаю в зоне, и всегда, если рог не может порядка навести, к ворам обращались. Скажет вор одно слово — и порядок наведен. А чтобы работали плохо — да такого просто не знали. Стоит только вору зайти в цех, как все во сто раз шустрее завертятся. А теперь нам и заготовки часто не поставляют, и малярка сдерживает. Да не бывало такого. А сейчас — даже неудобно говорить — обед у меня свистнули. Я всего минут на двадцать отлучился.

Ничего мастеру не ответив. Мах вышел из кабинета.

— Обойка! — гаркнул он, и ребята побросали работу. — Собраться!

Ребята медленно побрели в подсобку и построились. Вошел Мах, в руках — три палки. Бросив под ноги, закричал;

— Шушары! У Кирпичева обед увели! Кто?!

Ребята молчали. Среди обоечников был помогальник букварей, Томилец, шустряки из других отрядов да из седьмого тоже.

— Так, — продолжал Мах, — даю две минуты на размышление, а потом, если не сознаетесь, начну палки ломать.

Парни молчали. Кто же свистнул обед у Кирпичева?

Прошло несколько длинных минут. Мах поднял палку. Из строя вышел Томилец, взял вторую. Шустряки, а их было несколько человек, покинули подсобку. Мах знал, что эти ребята обед не стащат. Он посмотрел на первую шеренгу и сказал:

— Три шага вперед!

И замелькали палки. Мах с Томильцем стали обхаживать пацанов. Били, как всегда, по богонелькам, по грудянке, если кто нерасторопный ее подставлял, по бокам.

Обе шеренги корчились от боли. Палки сломаны. Мах взял третью.

— Эта не последняя. Бить будем, пока не сознаетесь.

Томилец принес еще две палки.

— Даем время подумать, — сказал Мах, и они с Томильцем вышли из подсобки.

Минуты тянулись медленно. Все теперь знали, за что их били, и твердо были уверены, что бить будут еще.

Минут через десять в подсобку вошли Мах, Томилец и еще два вора из других отрядов.

— Ну что, — спросил Мах, — нашли обед?

Парни молчали.

— Начнем по новой, — сказал он, беря из угла палку.

Палки — сломаны, обед — не нашелся.

— Идите работать. А в перекур сюда, — сказал наконец Мах.

С отбитыми руками ребята приступили к работе. Мах зашел к Кирпичеву.

— Михаил Иванович! Четыре палки сломали, никто не сознался. Может, кто не из наших?

— Сломайте хоть десять, но шушару найдите.

Мах двинул в цех. Он работал. Сшивал диваны. Шустрее и качественнее других справлялся с заданием. Вором, вором он скоро станет и тогда будет слоняться по зоне.

Кто бы мог подумать, что обед у Кирпичева свистнули два вора — Ворон и Светлый. Шофер передал им бутылку водки, срочно понадобилась закусь, и они, проходя через обойку, зашли в кабинет к Кирпичеву. Там никого не было, и Светлый заметил на столе сверток.

— Давай, — сказал он, — возьмем на закуску обед Кирпичева.

На чердаке они распили бутылку, закусили и веселые пошли по промзоне.

Навстречу шустрик Кыхля.

— Куда несешься? — спросил Ворон.

— В ученичку.

— Что нового?

— Да ничего. В обойке, правда, у Кирпичева обед стащили. Обойка трупом лежит. Никто не сознается. Мах будет обед из них вышибать еще.

— Та-ак, — протянул Ворон, — иди.

Кыхля двинул, а Ворон сказал;

— Светлый, в натуре, из-за тебя ребят дуплят. Пошли.

Они отправились в малярку. Отозвали шустряков и велели быстро принести несколько банок сгущенки, консервов или другого гужона, какой будет.

Отоварка была недавно, и курков в промзоне много.

Не прошло и двадцати минут, как шустряки положили на скамейку две банки сгущенки, банку консервов, полбулки свежего хлеба и пол-литровую банку малинового варенья.

Светлый и Ворон закурили и послали пацана в обойку за Махом.

Мах пришел быстро.

— Садись, — сказал Светлый.

Мах сел напротив.

— Что, у вас в обойке обед у Кирпичева взяли?

— Ну, — сказал Мах и пульнул матом.

— Обед взяли мы, — сказал Светлый.

Мах с недоверием посмотрел на воров.

— Мы достали пузырь водяры. Закуски не было. Зашли к Кирпичеву, базар к нему был. Его не было. В общем. Мах, так: отнеси это ему. — Светлый кивнул на жратву. — Но не говори, что обед взяли мы.

Они ушли, а Мах остался в курилке. Не бывало такого в зоне, чтоб воры у мастера обед забирали. Прав Кирпичев: воры измельчали.

Мах остановил проходившего мимо курилки пацана.

— Сними халат, — сказал он.

Парень снял. Мах завернул в него банки, хлеб и сказал:

— За халатом придешь в обойку.

Кирпичев сидел в кабинете. Мах развернул халат и выложил еду.

— Ваш обед, Михаил Иванович, съеден. Я и парни просим у вас извинения. Заместо вашего обеда мы принесли вам это.

Кирпичев курил и смотрел на банки.

— Кто?

Мах молчал.

— Кто съел?

— Михаил Иванович, ваш обед взяли не наши ребята. Это точно. Но кто, я сказать не могу.

— Воры, значит?

Мах молчал.

— Что, закусить нечем было?

Мах кивнул.

— Попросить надо было.

Учебный год окончен, но восьмые и девятые классы еще долго сдавали экзамены. Вот экзамены сданы, и около пятидесяти человек освободили досрочно. Ушли по досрочке помрог отряда Коваль и рог отряда Майло. Неплохой был рог. Хоть и сильный был, но пацанов не трогал, иногда даже защищал. Воры и актив поэтому, может, его не любили.

Рогом отряда поставили бугра отделения букварей Мехлю, а бугром у букварей — помогальника Томильца.

Мехля — татарин, из Челябинской области, невысокого роста, коренастый, с развитой грудной клеткой. Ему подошло досрочное освобождение, и начальник отряда пообещал: если в отряде будет порядок, его к концу лета освободят.