Аркадий Макаров - Парковая зона

– Смотрю, смотрю! – пробурчал Иван про себя, зная, что «шестерка» – она и есть «шестерка». Карту не бьет, а масть поддержит.

Пока то да сё, пока Метелкин примерялся к терморегулятору, который умудрился поставить в парилке, чтобы умный автомат срабатывал на отключение при заданной температуре, наиболее подходящей для особо требовательных клиентов (изобретение не хитрое, но стоящее – все же не напрасно Иван учился на инженера), в комнате отдыха за массивной дубовой дверью стали слышаться характерные всхлипывания и стоны.

Что за черт?! Девок как будто не было, не будут же эти соловьи-разбойники заниматься друг с другом?

Метелкин опасливо приоткрывает дверь, вроде для доклада, что все, мол, о’кей, ребята! Моя задница готова отчитаться за работу. Пора запускать пробника – ту самую «шестерку», которая тузом прикидывалась.

А Ивану дружелюбно из-за двери кричат:

– Мужик, иди сюда! Не сквози в дверях! Прими сотку!

Наливает шестерка-хлопотунчик в фужер из одутловатой приземистой бутылки и протягивает Ивану.

В углу на весь экран домашнего кинотеатра – то, что женщины между ног носят…

Ах, мать-перемать! Что же это они вытворяют! Рядом школьницы угодливо на диванчике устроились, бесенята юные. А здесь похабень такая, что и вообразить трудно!

Отплевывается Иван. Стыдно!

«Шестерка» протягивает Метелкину бутерброд с икоркой, малюсенький такой, со спичкой в центре. На один прикус бутербродик. Пустота одна, а не закусь.

– Ты что, мужик, язык проглотил? Ни разу порнуху не смотрел, что ли? Дикой ты человек, мужик!

Девочки-бесенята подхихикивают:

– Дядя, а дядя, не засть экран! Там самое интересное начинается!

Взять бы трубку да позвонить в милицию, что здесь подпольный бордель и полный разврат несовершеннолетних.

Позвонил бы, да не поймут охранники порядка и Конституции. Посмеются или сдадут вместе с потрохами этим самым веселым ребятам. Вот тогда и будет самое интересное кино, но только не для Ивана Метелкина. Печенки отобьют, сволочи!

Выпил Иван фужер пойла заморского (наше забористее будет) и в каптерку свою подался от греха неминуемого.

Вера Павловна потом выговаривала: «Не твоего ума дело! Святоша нашелся! Сам-то вспомни, как под юбки девкам руки распускал. Молчи! Они похлещи нас с тобой – эти девки. В школьных сочинениях пишут о заветной мечте стать валютной проституткой, блядью, если по-нашему. Видишь, что в стране творится? Куй железо, не отходя от кассы! Коли ты такой умный, почему же такой бедный?»

Махнул Иван рукой. Пропади все пропадом! Деньги не пахнут!

Так с тех пор ничему удивляться не стал. Не его это дело! Пусть садомничают, если им это нравится. По телевизору тоже похабень в детское время показывают. Может, так надо. Может, указание такое сверху – молодежь обучать…

Вот и теперь выдала ему Верка премиальные и говорит: «За меня остаешься! Я в деревню уезжаю, а сегодня серьезные ребята у нас „стрелку“ назначили».

Ах, Вера Павловна, Вера Павловна! И ты перешла на это лихое словечко. Тебе-то зачем выговор уголовный?

Но молчит Иван. «Стрелку» так «стрелку». Хотя знает, что на этих «стрелках» сатана руки греет.

– Я в отлучке буду, – продолжает Верка, – а ты обслужи народ по высшему разряду. Твое дело телячье. Стой и мычи в лад, а то они тебе вместе с языком и всю голову отнимут. – Метелкин опасливо на нее посмотрел. – Ну, прям, шуток не понимаешь! Ты на всякий случай зажмурься, а уши соломой заткни. Чтобы не получилось, как в той песне: «Кому пожалуюсь, пойду?..»

«Хитрая ты баба, Верка! – думал про себя Иван. – Алиби для себя хочешь устроить? За все – стрелочник в ответе. Скажешь: „Отсутствовала, гражданин начальник. Ничего не ведаю, не знаю…“ Хитрая баба! Хорошо, если всё хорошо кончится. У нас ведь как – весь серьезный бизнес на крови стоит. Только вчера из полковника милиции Джанаева средь бела дня дуршлаг сделали. Калашников осечки не дает. Говорили – тоже „стрелка“ была. Игра такая. Прикуп взял, но донести не смог. На крови поскользнулся, как на льду. Большой человек был. А когда хоронили, он маленьким оказался, уместился на двух квадратных метрах. Два особняка в Талвисе и квартира в Москве осиротели, лишними оказались».

Может ему, Метелкину, отказаться от Верки? Работает себе сторожем, ну и пусть работает. На воротах стоит – вратарь значит. Деньги маленькие, но соразмерные. Честные…

– Да, – говорит опять Верка Ивану, – с твоим дежурством на сегодня в этой богадельне я договорилась. Тебя подменят. Так что – всю ночь свободный! Только девок не води! – хитро подмигнула Верка, прощаясь. – Да, забыла, – остановилась она в дверях. – Из кладовки бутылок пять-шесть шампанского полусухого в холодильник доставь на всякий случай. Ребята горячие, может, охолонуться захотят. Денег с них не бери, сколько бы они не выпили. За все уплачено. Оревуар!

Она кокетливо сделала Ивану Захаровичу ручкой, но в глазах ее Метелкин увидел тревожное напряжение.

– Презерватив! – буркнул Иван, почему-то переиначивая ассоциативное по звучанию слово, кажется, тоже французского происхождения.

Получилось, как ответный пароль. Одним словом – партизанщина! Подпольное общество белошвеек!

– Нелегалы, мать вашу так! – сплюнул под ноги Иван.

Верка не обманывала.

Пришли люди действительно серьезные. При галстуках.

«Вот ведь какое дело – не галстуки при них, а они – при галстуках!» – успокаивал раздражение Метелкин.

Пришли клиенты по виду все малопьющие. Таким девок не надо. Такие со своими женами по выходным только да по праздникам позволяют – не царское это дело с бабами возиться! По будням у таких работы через край: все продумать, все просчитать. Одним словом – госслужащие. У них и зарплата, и льготы всяческие Думой обозначены, чтобы взятки не брать. А уж если и брать, то в больших количествах, соразмерных зарплате и положению. А как же? В Думе тоже свои люди. Одного помета.

«И чего это Верка испугалась? – Метелкин услужливо закрыл за вошедшими дверь. – Им лавровые венички!»

В запасе у Веры Павловны были и такие – от геморроя.

Клиентам тем нужен бассейн с подогревом, парок влажноватый, чтобы гортани не обжечь, а то на утро доклады делать, интервью давать…

– Открой бильярдную!

– Что-что? – не понял Иван.

– Ну, эту… Как ее? Бардельерную! (так у Верки бильярдная комната называлась).

– А-а! Сию минуту!

Помнят гости, как называется это место. Знают. Значит, были здесь не раз, да Иван их не видел. Не положено. Знатных гостей Верка сама обслуживает. Теперь он тоже в доверие вошел, раз она ему гостей таких перепоручила.

Открыл Иван замысловатой резьбы дверь. Поставил на дубовый столик пару бутылок шампанского из холодильника.