Ирэн Роздобудько - Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…

Все это произошло днем.

А вечером Соня лежала на диване в ожидании мужа и перечитывала книгу турецкого писателя.

Ее палец был обмотан лейкопластырем. Она ждала знакомый звук автомобиля за окном и знала, что сегодня, как и всегда, Саня откажется от ужина. Ведь он не раз говорил, что должен сохранять хорошую спортивную фигуру, чтобы не быть похожим на бюргера…

Он вошел, выложил на стол покупки, которые она просила его сделать, – флюс, растворитель, канифоль.

– Ты не представляешь… – восторженно начала Соня, – наша хозяйка, фрау Шульце…

Она хотела рассказать об удивительном случае, который произошел сегодня, о том, каким «спецом» в ее деле оказалась старая дама, а главное – как высоко оценила ее изделия.

– Видела, что творится в нашем парламенте? – оборвал ее Саня, включая телевизор.

– Нашем? – растерянно переспросила Соня, понимая, что Сане совсем не интересно слушать ее болтовню о фрау Шульце.

И действительно, все, о чем она хотела рассказать мужу, показалось ей ничтожным, неинтересным, и Соня прикусила язык.

– Нашем! – раздраженно подтвердил Саня. – Ведь мы пока еще не сменили гражданство! Так вот, эти кретины снова устроили драку! И не только драку, но и «дымовуху», и к тому же яйцами бросались! Позор на весь мир!

Соня удивленно посмотрела на него:

– Я не включала телевизор сегодня. А из-за чего драка?

– Ну да, тебя все это не касается, малыш, – снисходительно сказал Саня. – А драка из-за того, что подписано новое соглашение о сроках пребывания российского флота в Крыму. А еще новый президент отказался признавать голодомор геноцидом. Ну и так далее…

– Это несправедливо, – неуверенным голосом произнесла Соня, боясь, что опять скажет что-то не то. – Это отбрасывает нас на десять лет назад…

– Кого – «нас»? – поморщился муж. – По мне – гори оно все огнем! Сидели в заднице – еще посидят. Нас это не касается.

– Зачем же тогда нужна была независимость? – еще тише спросила Соня.

– Чтобы разворовать страну! А потом вот так снова прыгнуть туда, где за тебя все будут решать другие! Но ты, дорогая, не принимай все это близко к сердцу, ведь, слава богу, у нас все по-другому – особенно у тебя, живи и радуйся!

– Повтори, пожалуйста, последнюю фразу, – задумчиво сказала Соня.

Саня удивленно вскинул левую бровь, но выполнил ее просьбу.

– Довольна?

– Шесть запятых… – сказала Соня.

– Что?…

– В твоей фразе шесть запятых… – повторила Соня.

– Это так важно для тебя? – хмыкнул он, снимая галстук.

– Важно… – сказала Соня.

Саня разделся и пошел в ванную. Он взял привычку после работы мыться по несколько часов, старательно напевая в душе бравурные марши.

Соня выглянула в окно – внизу в синей дымке тихо дышали еще не расцветшие кусты сирени. Но почки уже были тугими, набухшими – в ожидании настоящего тепла, чтобы выстрелить салютом мелких, тонко выточенных цветов. И это необходимо было немедленно зафиксировать!

Соня накинула платок и спустилась в сад.

…Вот стоит она у окна, стыдливо держась обеими руками за воротник пеньюара, окаймленного лебединым пухом, смотрит на улицу, залитую импрессионистскими красками вечерних сумерек. С ее ресниц по щекам течет краска – это такие романтические слезы, которые пускают звезды немого кино. И все в этой ситуации похоже на сказку, в которой она, Марина, сначала играет роль нищей, а потом – принцессы.

…Вот тихо скрипят двери, и она вздрагивает, но не оборачивается и не двигается.

Просто стоит у окна и на фоне разноцветной улицы, которая отражается в тонированном стекле, видит свое лицо – такое чистое и ясное, как у мадонны. Так когда-то о ее лице сказала учительница литературы. Краска, которая течет с ресниц, делает глаза огромными, а лицо – трогательным, беззащитным. Все происходит, как в кино.

…Вот дверь открывается, и входит ОН.

Конечно, он еще не видит ее лица, и она кажется ему обычной девушкой, с которой можно провести несколько приятных часов. Она медленно поворачивает голову. И он видит ее лик, который напоминает лик мадонны, ее глаза, ее дрожащую улыбку, за которой кроется страх и гордость, видит ее руки, скрещенные на уголках воротничка так, словно она защищается, видит ее всю, подсвеченную со спины неоновыми бликами.

И происходит чудо.

«Ты в первый раз?..» – говорит он.

«Зачем?» – говорит он.

«…С такими глазами?» – говорит он.

«… С такой фигурой?» – говорит он.

«…С таким взглядом?» – говорит он.

Они стоят в темноте комнаты и во вспышках уличного карнавала говорят только губами – тихо-тихо. И она рассказывает ему, что все в ее жизни – ложь от начала до конца.

Она больна, отравлена этой ложью. Но этот выбор – быть здесь, в этой комнате – ее выбор. Ведь она хочет жить, а это значит: если все в мире имеет свою цену – получать по высшему разряду.

Она стискивает зубы, произнося последнюю фразу. В ее голосе звучит гордость и даже вызов, который она бросает не только ему, но и всему миру.

Он хмурится, на скулах проступают красные пятна. Говорит, что она – глупая девчонка. И что ей очень повезло, что именно он первым вошел в эту комнату. Потому что они немедленно выйдут отсюда вместе. Он спасет ее. И дальше все будет развиваться, как в фильме «Красотка» с ее любимой Джулией Робертс. Недаром же она так похожа на нее – такой же большой, четко очерченный рот, высокие скулы, копна рыжеватых волос, матовая кожа, длинные ноги. И гордый взгляд.

Она создана быть женой миллионера! Он выводит ее из комнаты, проводит мимо стойки бара, за которой сидят Регина, Петра, Марго и другие девушки, мимо Хулио, который наигрывает на гитаре «Бесаме мучо», распахивает двери, и яркий свет, как океанская длинная волна, врывается в душный зал, он хватает ее за руку, крепко сжимает, чтобы не потерялась, и они ныряют в огни под песню Селин Дион…

…Марина стоит у окна, держится за воротник пеньюара и смотрит, как под окном рекой течет разноцветная улица – чуть ли не единственная в районе, где жизнь не останавливается ни на миг.

За спиной слышится шуршание и скрежет пружин: клиент садится на край кровати и начинает снимать носки. Так буднично, как это делает каждый вечер в своей супружеской спальне. Повертев их в руках, сует под кровать. Марина все это видит в отражении в стекле, улыбается: так же делает ее отец.

Клиент тучный, с белой кожей, с короткими толстыми пальцами, в которых достаточно легко можно представить вилку с наколотой на нее сарделькой.

Он уже разделся, улегся поверх простыни и похлопал ладонью рядом с собой. Марина послушно подошла. Пальцами ноги, улыбаясь собственному остроумию, клиент хватает подол ее пеньюара и тянет вниз.