Фэнни Флэгг - Стоя под радугой

Рана от потери ребенка не заживала и до конца не заживет. Но через год с небольшим они оба смогли вернуться к повседневной жизни.

Тогда-то Дороти и взялась печь, чтобы отвлечься. По пять, а то и десять тортов в день. И скоро горожане стали носить с собой вилки в карманах или сумочках: всякого, кто шел мимо, зазывали отведать кусочек. Все знали, что приглашение искреннее, ибо с тортами перебор, – и заходили, и отведывали. Герта Нордстром, подруга Дороти, хозяйка бакалеи, сказала, что у нее вполовину упали продажи, оттого что Дороти всех угощает. Тогда Дороти стала печь для бакалеи Нордстромов и прослыла чудо-кондитером. Однажды рецепт ее шестислойного ананасового торта-перевертыша занял второе место в конкурсе на лучшую выпечку в Пиллсбури, и ее пригласили выступить на радио в Поплар-Блаф. Посреди интервью она упомянула, что всегда использует муку «Голден флейк – легче перышка», продажи «Голден флейк» за один вечер удвоились, а ей предложили вести собственную передачу. Вскоре на заднем дворе их дома красовалась огромная радиоантенна с красным огоньком на верхушке. Позже, когда родилась Анна Ли, Дороти с Доком снова стали прежними, хотя и не забыли светловолосого малыша. Жизнь шла своим чередом, пока вдруг не изменилась в один прекрасный день – Дороти тогда было сорок три, и они давно перестали об этом мечтать. Врач сообщил Дороти, что с ней происходят вовсе не те изменения, на которые она грешила, – это не климакс, а беременность. И как гром среди ясного неба явился Бобби – человек, изменивший их жизнь во всех смыслах слова.

Может, оттого, что в детстве человек ближе к земле, а может, оттого, что чувства еще не потеряли остроту, но детям дни кажутся длиннее, запахи сильнее, цвета ярче, звуки громче, а смешное – еще уморительней. Бобби каждый день глядел на мир новыми глазами и чуть ли не трясся от восторга. Включи его в розетку – засветится, как лампочка в 500 ватт. Все это замечательно – для него, но у домашних было ощущение, что они живут со щенком весом в 68 фунтов, который весь день носится туда-сюда. Вот и сегодня они с Монро задумали сделать такое, чего не должны были.

Они протопали почти милю за черту города, к водонапорной башне с надписью крупными черными буквами «ЭЛМВУД-СПРИНГС», имея четкое намерение залезть на самый верх. Узнай об этом мать Бобби, с ней случился бы сердечный приступ или чего похуже. Несколько лет назад с этой башни свалился старшеклассник и разбился насмерть. Но в детстве такие факты не пугают. С тобой-то ничего не случится. Кроме того, они с Монро друг друга подзуживали, так что пути к отступлению не было.

Втайне оба немного нервничали – боялись в последнюю минуту струсить, а тогда тебя назовут слабаком. Но соблазн похвастаться перед всеми (кроме предков) был сильнее страха. И Бобби придумал, как сделать, чтобы об их подвиге наверняка узнали.

Утром он сходил в лавку «Инструменты Уоррена» и купил большой моток суровых ниток, а Монро набил полный карман воздушными шариками, которые они собирались надуть и привязать на верхушке башни, чтобы развеять сомнения самых недоверчивых. Но когда они добрели до башни и глянули на нее снизу… Верхушка, издалека казавшаяся серебристым шариком в небе, теперь была с футбольное поле величиной. До нее так высоко, что шея тут же заныла. Говорят, оттуда видно шесть штатов, а в ясный день можно разглядеть даже Айову. Может, и врут, конечно. Бобби и Монро вздыхали, пинали комья земли, потом принялись обсуждать план с шариками.

– Думаешь, надуть надо до того, как полезем? – тянул время Монро.

– Нет. Ты что, не помнишь, сто раз говорили. Если сразу надуть, кто-нибудь увидит, что мы лезем.

– А-а, ну да.

– Наверху надуем, привяжем – и быстрей смываться.

Монро, коренастый рыжий мальчик с розоватой кожей, вдруг побледнел.

– Кто первым? – Он задрал голову.

Бобби с места не двинулся. Тогда Монро сказал:

– Ты придумал. Ты и лезь первым.

– Да нет, ничего, можешь ты первым, если хочешь. Мне все равно.

– Да нет уж, надо все по-честному. Ты придумал – тебе и лезть.

Монро прижал его к стенке, отступать некуда.

– Ладно, если боишься, я пойду.

– Не боюсь я, просто ты ведь придумал, вот и все.

– Тогда сам иди, раз хочешь.

Монро снова поглядел вверх:

– Я не хочу.

Бобби сказал как можно беспечнее:

– Ладно, я пойду, но помни – Мак Уоррен сказал ни в коем случае не смотреть вниз, пока не долезешь.

– Ладно.

– Ну, вперед.

Бобби вдохнул побольше воздуху, поставил ногу на первую ступеньку и начал карабкаться по узкой железной лестнице. Вскоре они поняли, что подъем обещает быть долгим и крутым. Они не учли, что чем выше, тем жарче будет припекать, тем труднее держаться за скользкие железные перила потными руками, не говоря уж о ветре, который так и норовит сорвать их и швырнуть наземь. Через час – по крайней мере, казалось, что прошел час, – они наконец достигли верхушки – еле дыша, обливаясь потом, измученные пеклом и жаждой. На крошечной круглой площадке из гофрированной стали пришлось сесть, так дрожали ноги. Лицо у Монро было таким же красным, как надувные шарики у него в кармане.

Посидев, они собрались с силами и отважились встать и выглянуть за ограждение. Монро сказал:

– Ух ты! Под нами тыщ десять футов. Мы выше, чем на самолете, даже выше Эмпайр-стейт-билдинг!

Выше-то, конечно, не выше, но ошибиться немудрено. Бобби и Монро частенько забирались на дерево или крышу гаража, но тут и сравнивать смешно. Отсюда видать на много миль вокруг.

Бобби просто онемел. Мир-то вовсе не круглый, как глобус в папином кабинете, нет, он плоский, совсем как карта, разлинованная на коричневые и зеленые квадраты. Но когда Монро указал направо, на их родной город, Бобби второй раз в своей юной жизни испытал шок.

– Глянь, – сказал Монро, – вон церковь, а вон наша школа, узнаешь?

Бобби открыл рот. Нет, быть того не может. Элмвуд-Спрингс час назад был для него огромным городом, а оказался всего-навсего горсткой домишек и улочек не длиннее дюйма – жалкий лоскуток жизни посреди пустыни. Вон она, Мейн-стрит, главная улица: с одной стороны церковь, с другой – Масонская ложа. Черные точки не крупнее мурашей ползают туда-сюда, ездят игрушечные машинки величиной со спичечный коробок, а дома – как фишки в «Монополии».

Монро сказал:

– А вон твой дом. Видишь радиомачту на заднем дворе?

Бобби напряг глаза, всматриваясь. Точно, его дом. Вон красный фонарь на верхушке мачты, а если прищуриться, можно заметить и черную точку во дворе, что вешает белье на веревку. Потом вдруг до него дошло: черная точка – это его мама! И следом пришла в голову вторая мысль, напугав его чуть не до смерти. А что, если он стоял бы сейчас дома, на заднем дворе, а кто-то разглядывал его сверху? Ведь это он тогда был бы не крупнее муравья. Нет, половинки муравья… Не больше блохи! Для того, кто смотрит отсюда, он бы вовсе не был центром гигантской вселенной, драгоценностью, что родители берегут как зеницу ока. Для того, кто смотрит отсюда, он был бы ничем и никем, такой же черной крапинкой на планете Земля, как остальные. Его прошиб холодный пот.