Фэнни Флэгг - Стоя под радугой

– Если она так думает, еще ничего, но если Хэмм начнет в это верить, то держитесь.

Норма сидела в салоне красоты, а Мак обедал в кафе «Троллейбус», как и каждую пятницу. За стойкой, тоже как обычно, мужчины обсуждали политику и Хэмма Спаркса.

– Этот парень опасен, – говорил Мак. – С каждой минутой он все больше теряет голову. Он уже перебудоражил всех злобствующих психов и фанатиков. Если его не остановят, он приведет нас прямиком к политическому экстремизму и охоте на ведьм, и тогда оглянуться не успеешь, как мы окажемся втянутыми в войну с Россией.

– На днях слышал, что его поддерживает Ку-клукс-клан, – сказал Эд.

– Мало ли кто поддерживает, он-то при чем, – сказал Мерл, известный своими ультраправыми взглядами. – Он же заявил в газете, что не имеет к ним отношения.

– Заявить-то заявил, а денежки у них берет, – возразил Мак. – У них и бог знает у кого еще.

– А ты что думаешь, Джимми? – спросил Эд.

Джимми, до сих пор молчавший, тихо ответил:

– Согласен с Маком. Пусть заткнется и прекратит втягивать жену.

– Да как его остановишь? Это ведь свободная страна.

Тут встрял только что вошедший Монро Ньюберри:

– Я с Бобби по телефону болтал, так он говорит, за Хэммом стоят все крупные страховые компании.

Мерл сказал:

– Плевать мне, что болтают газеты, думаю, у него есть шанс победить.

Джимми гневно обмахнул тряпкой стойку, но смолчал.

В трех кварталах от «Троллейбуса», в салоне красоты Тот Хутен, о политике не говорили. Бетси Докрилл, вылезая из-под сушки, сообщила:

– В универмаге Монтгомери распродажа пончо. Я сразу два купила, такие дешевые.

– Да, неплохо, если у тебя есть время красоваться в пончо. – Тот сняла с головы Бетси сетку. – А тут в магазин сбегать некогда. А до дому вообще без ног добираешься.

– А ты устраивай себе выходные.

– Устраивала бы, коли могла бы. – Тот покосилась в сторону Дарлин, двадцатипятилетней дочери.

Бетси поняла намек. Дарлин была далеко не семи пядей во лбу, в салоне ее одну не оставишь, кто-то должен присматривать, чтобы она чего не натворила с прическами клиентов. У Тот и так выплаты по страховке были выше неба.

Норма с накрученными на бигуди волосами сидела в соседнем кресле, листая журнал. Она глянула на Тот, жадно затягивавшуюся сигаретой:

– Думаешь, Элизабет Тейлор счастлива?

Тот выдохнула дым.

– Она щеголяет в бриллианте размером с дверную ручку, с чего бы ей печалиться?

– Просто интересно, принесло ли ей счастье все это: слава, и деньги, и эти мужья.

– Ну, – сказала Тот, – если она при этом не счастлива, пусть со мной поменяется местами. Я бы рехнулась от счастья. Мужиков своих пусть оставит себе, а мне отдаст деньги и это кольцо. Набегалась я между папашей и Джеймсом, не говоря уж о Дуэйне Младшем, как в аду, спасибо, хватит.

– Ох, Тот, ты так говоришь, просто ужас. Поверить не могу, что твоя жизнь настолько кошмарна. Ты никогда не была счастлива?

Тот затянулась в последний раз и вдавила окурок в черную пластмассовую пепельницу. Интересный вопрос, раньше ее никогда об этом не спрашивали. Она подумала.

– Так, давайте поглядим… Скажем, вот свадьба. Кроме того, что папаша нажрался и отрубился и мне пришлось самой вести себя к алтарю, свадьба протекала нормально, пока мы не вышли из церкви на улицу. Тут Джеймсу в ухо залетела рисина: нам же дорогу рисом посыпали. Медовый месяц был погублен с самого начала. Едва мы сели в машину, он начал жаловаться, что в ухе у него звенит. Это ухо сводило его с ума два месяца. Он жутко ослаб, только и делал, что лежал. Три операции, чтобы найти эту треклятую рисину, и горы счетов из больницы.

– Про это я забыла, – сказала Норма.

Тот продолжала:

– Так что первые три месяца замужней жизни я была медсестрой, а потом его забрали в армию, и он вернулся через пять лет законченным алкоголиком, как и папаша, а я, может, замуж вышла только для того, чтобы от своего папаши сбежать. Так что к вопросу, была ли я когда-нибудь счастлива, я бы сказала – да, ровно столько, сколько нужно, чтобы дойти от алтаря до дверей церкви. Сколько требуется на то, чтобы дойти от алтаря до дверей, минута? Значит, я была счастлива минуту.

Норме стало неловко.

– Бедняжка Тот, – сказала она.

– Не жалей меня, я сама дура. Сама с собой это сотворила. Топая в одиночку к алтарю, могла сообразить, что это дурное предзнаменование. Надо было развернуться и пойти домой, но все так ждали свадьбы… Бабы полные дуры. За что угодно замуж выскочат, лишь бы мужского рода. – Она снова глянула на Дарлин: – Я все еще расплачиваюсь за ее последнее фиаско – номер три. А Дуэйн Младший уже обрюхатил двух девчонок, которым я плачу теперь алименты. Лучше бы оба моих отпрыска были гомосексуалами, в мире стало бы поменьше проблем.

– Мама, не думаю, что это смешно.

– То, что ты не думаешь, для меня не новость, но я говорю правду. – Тот посмотрела в зеркало на Бетси: – С пятнадцати лет до двадцати пяти она умудрилась побывать замужем за тремя полудурками и теперь встречается с четвертым.

Дочь попыталась оправдаться за свой последний выбор:

– У него есть работа, мама.

Тот закатила глаза:

– Что ж, если собирать пивные банки на заднем сиденье грузовика считается профессией, то поправь меня, конечно. – Она сменила тему: – Дарлин, сбегай купи мне сэндвич с тунцом на хлебе из цельной муки и пакет чипсов. Хочешь что-нибудь, Норма?

– Нет, спасибо, я уже обедала. Я с половины шестого на ногах.

Когда Дарлин вышла, Тот покачала головой:

– Норма, радуйся, что у тебя дочка с мозгами. Дарлин сведет меня с ума. Говорю тебе, с того дня, как она завалила экзамен в школу танцев, все покатилось под откос. Недавно захожу к ней домой утром и вижу – сидит за столом, а перед ней кирпич. Я ей: ты чего делаешь? А она: ногти обтачиваю. Я грохнула целое состояние, чтобы оплатить ей учебу на курсах подготовки косметологов, а она точит ногти о кирпич. После десятого класса ни черта не делала, только возилась со своими с волосами день и ночь, вот я и послала ее на косметолога учиться. Думала, она хоть это освоит как следует. Не, ошиблась. И не представляю, от кого у нее такие тонкие кудельки. Точно не от моей родни. Это у нее от Хутенов. Окромя всех прочих прелестей этого гена, что она насобирала для бизнеса, связанного с волосами, это худшая из реклам. Вот так и мечусь между ней, Джеймсом и Дуэйном Младшим и еле заставляю себя глаза открыть с утра.

Хотя Тот старательно это скрывала, но сердце у нее было золотое – последнюю рубашку вам отдаст. Потому-то она все время и ходила такая вымотанная. После рабочего дня в салоне красоты Тот собирала свои парикмахерские причиндалы и шла по домам – стричь старушек. Многие больные, некоторые и вовсе лежачие, и у большинства нет денег на парикмахера, но Тот все равно. Пока руки слушаются, говорила она, все ее знакомые леди могут рассчитывать на еженедельную укладку. И как ни жаловалась Тот на детей, им позволялось все, и с внуками она сидела по первой просьбе – вот только просьбы поступали слишком уж часто.