Александр Петров - Меморандум

Потом, когда нам с Юрой всё стало нипочем, он предложил мне сесть за руль машины и прокатиться по улицам дачного поселка. Он показал мне что крутить и на что нажимать, я безо всяких сомнений устроился на месте водителя и стал управлять автомобилем так, будто всю жизнь только этим и занимался. Машина послушно выполняла мои команды, мы с ней слились в единое целое — и вот уже выехали за ворота, пронеслись по дороге по направлению к шоссе, выскочили на трассу, проехали километров десять и вернулись обратно домой.

— Да ты классный водитель! — кричал Юра, возбужденный быстрой ездой и пивом.

— Я и сам это только что понял, — удивленно ответил я. — Наверное, в прошлой жизни, до ранения, мне приходилось водить.

Тут и появились Кира с Ниной. Юра почему-то испугался и, поздоровавшись, бочком ретировался. Я же встал у почти законченного забора и замер в ожидании похвалы: вон сколько успел сделать! Но вместо лестных слов, мне пришлось выслушать лекцию о вреде пьянства и мнение Киры о водителе Юре, как ненадежном работнике и выпивохе, который еще и спаивает работника, который так недешево ей достался. Всю эту длинную речь она произнесла, указывая пальцем с кроваво-красными длинными ногтями на череду пустых темно-коричневых бутылок, голосом скрипучим и неприятным.

Над домом повисла черная грозовая туча. Я даже стал подумывать, а не сбежать ли мне отсюда. Паспорт остался при мне, забросать вещи в сумку, книгу не забыть — и махнуть через забор в сторону церкви, где отец Борис и матушка Елена подскажут, куда податься. Юра между прочим, сказал, что руки у меня золотые, парень я трудолюбивый, а одиноких дамочек — хоть отбавляй, на мой век хватит, так что я могу устроиться в любом месте и не хуже, чем здесь у Киры. Но тут, словно почувствовав неладное, вышла из дома Кира, как всегда с милой улыбкой, в бусах и с большой чашкой малины со сливками — её любимого лакомства. Чашку Кира Львовна протянула мне и сказала, что она не обижается, это всё Юра, а я как был «милым послушным мальчиком» так и остался.

Я рассказал, что ездил на машине и вспомнил как нужно водить. Она растерянно улыбнулась, покачала головой, а потом сказала, что пожалуй это хорошо, теперь не надо будет зависеть от непутёвого Юры, а мне она вполне доверяет, надо вот только права мне купить, но это небольшая проблема, позвонит кому нужно и принесут. Подождала, пока я съем розовую малиновую кашу, взяла обратно чашку, погладила меня по затылку и, напевая, удалилась в дом.

Видимо, чтобы совсем загладить неприятные впечатления от внезапного раздражения, Кира за ужином протянула мне три папки с названием книги на обложке — «Посланник» — и сказала, что чуть-чуть почитала книгу, и ей понравилось. Зная, что Нина иногда ходит в церковь, я спросил, когда там будет ближайшая служба. Она сказала, в субботу вечером. Я напросился ее сопровождать: мне нужно вернуть книгу матушке Елене. Кира обаятельно улыбнулась и сказала, чтобы я спокойно заканчивал строительные работы, а книгу она сама отнесет: пора возвращаться в город, дачный сезон закончился. История со срочным бегством Люды подальше от матушки Елены и отца Бориса, кажется, повторяется. И чем священник им так не угодил?

Переезд в городскую квартиру добавил суеты. Мне приходилось заниматься мелким домашним ремонтом, поездками на рынок и по магазинам. Но эти заботы не смогли отвлечь меня от книги «Посланник» — я будто мысленно переселился на страницы, в то время и пространство, в котором духовно близкие мне люди искали, находили, неистово любили Иисуса, кроткого, любвеобильного, всемогущего и сладчайшего…

В доме я обнаружил множество стеллажей с книгами. Кроме научных, там имелись сотни книжек самых разных авторов. Как голодный на обильный пиршественный стол, набросился на это богатство, интересуясь то у Киры, то у Нины, что тут самое интересное. За несколько месяцев проглотил не менее тысячи книг — и наконец пресытился. Понял я, что из всего изобилия, перечитать хочется лишь три-четыре, остальные — в лучшем случае пусты, в худшем — ядовиты. Книги для светских авторов — нечто вроде интеллектуальной игры, словесного покера, поля для соперничества в тщеславии, гордыне. Ничего подобного «Посланнику» по силе воздействия, по реальной духовной пользе так и не нашел.

Киру порой настигали приступы ревности. Да, она ревновала меня к книге, автомобилю, молоденьким продавщицам, соседям и даже собственной домохозяйке Нине. Воспитание и трезвый рассудок помогали ей справляться с беспокойством, да и мое глубокое увлечение книгой сообщили мне нечто вроде непреклонности, вполне способной в случае помехи с её стороны всё оставить и уйти из профессорского дома в неизвестный мир, полный непостижимых тайн. Во всяком случае, прокормить себя и обеспечить жильем я уж как-нибудь смогу.

Однажды в тексте «Посланника» я наткнулся на слово о преподобном Силуане Афонском. Юрин упоминает многих святых, цитирует их афоризмы, но в тот день именно преподобный Силуан будто обжег меня. В кабинет вошла Нина с чашкой чая, я спросил ее, где в Москве можно найти икону этого святого и книгу о нем.

— Знамо дело, на Афонском подворье. А кстати, завтра день памяти старца Силуана. Можем сходить, если хочешь.

— Так ты тоже знаешь старца?

— Так кто же его не знает! Силуан Афонский был из русских крестьян, писал понятным языком. Он всем угодил, и простым и ученым, Зря что ли его книгу батюшки распустили на цитаты.

— Конечно, хочу в гости к Силуану! Идем завтра же!

Утром после кофе мы с Ниной под ревнивое сверкание карих очей Киры вышли из дома и поехали на Таганку. Выйдя из метро, спустились к реке, свернули на Гончарную улицу и, прошагав с километр, подошли к белой крепостной стене. Ворота были заперты. Мы зашли в башенку рядом и спросили у послушника, что стоял за прилавком, почему закрыто подворье, особенно в такой день.

— Это маленький монастырь со своим уставом. У нас тут всё делается по-монашески. Если ворота закрыты, встань перед ними и читай Иисусову молитву, пока вратарник не услышит и не откроет. — И протянул нам монашеские четки. — Вот, возьмите, это как раз для Иисусовой молитвы.

Мы с Ниной встали у закрытых врат, на всякий случай постучали, но безуспешно. Опустили головы и погрузились в молитву, перебирая узелки шерстяных четок. Где-то по окончании четвертого десятка, ворота вздрогнули и открылись.

— Ладно входите, опоздавшие, — проворчал суровый бородач в черном подряснике. — Раскричались на всю округу!

Мы с Ниной, несколько смущенные этим его «раскричались», ведь мы молились молча, вошли на территорию подворья. Архитектура строений, цветы и деревья — всё казалось греческим, с тем сладковатым восточным колоритом. Иконы в храме, свечи, аромат ладана, византийские распевы — только подчеркнули афонский монашеский дух, витающий здесь.