Гор Видал - Город и столп

Внезапно Боб отпрянул. Секунду они откровенно смотрели в глаза друг друга, потом Боб медленно, печально закрыл глаза, и Джим осторожно коснулся его, как он делал это в своих мечтах много-много раз: без слов, без мыслей, без страха. Когда глаза закрыты, мир обретает свое истинное лицо. Когда их лица соприкоснулись, Боба пробрала дрожь. Он глубоко вздохнул и заключил Джима в объятия. Теперь они стали одно. Один перешел в другого, их тела соединялись в первородной страсти. Подобное к подобному, металл к магниту, половинка к половинке, восстанавливая целое. Так они встретились, плотно закрыв глаза, чтобы не видеть мира, который только мешал им.

Порыв теплого ветра встряхнул кроны деревьев, разметал золу от костра, прижал тени к земле. В костре полыхали угольки. Деревья стояли над ними, молчаливые и неподвижные. Звезды не падали по прекрасному черному небу, и тот миг прошел. Он умер под быстрое биение двух сердец, которое стало одним. Глаза снова открылись. Два тела лежали лицом к лицу там, где мгновение назад существовала целая Вселенная. Звезда загорелась и погасла, и они вдруг из поднебесья упали на грешную землю с ее ничтожностью, разделенностью. Туда, где ночь, деревья и костер. Из того, что было, не осталось почти ничего.

Тяжело дыша, они разделились. Джим ступнями теперь ощущал жар костра, а острые камешки под одеялом стали впиваться в его тело. Он взглянул на Боба, слегка опасаясь того, что именно он увидит. Боб лежал, не двигаясь, глядя в костер, но, заметив, что Джим смотрит на него, он ухмыльнулся:

— Ничего себе мы повеселились! — сказал он, и все закончилось.

Джим взглянул на свое тело и как можно непринужденнее сказал:

— Вот уж точно!

Боб встал, костер красноватыми бликами играл на его теле.

— Пойдем, помоемся.

Бледные, как призраки в темной ночи, они пошли к пруду. Сквозь деревья им был виден их костер, желтоватый, мерцающий. Квакали лягушки, жужжали насекомые, бурлила река. Они нырнули в неподвижную черную воду. Боб нарушил молчание только когда они возвратились к костру. Говорил он резко.

— Знаешь, мы вели себя, как последние дураки.

— Наверное, — Джим сделал паузу, — но мне было хорошо.

Теперь, когда его тайная мечта стала явью, он чувствовал необычайную смелость:

— А тебе?

Боб уставился в желтоватый костер.

— Понимаешь, с девчонками это по-другому. Не думаю, что это хорошо.

— Почему?

— Считается, что парни не должны этим заниматься друг с другом. Это неестественно.

— Может, и неестественно, — Джим посмотрел на освещенное костром тело Боба, стройное, мускулистое. Смелости теперь ему было не занимать, и он обнял Боба за талию. Страсть снова завладела ими, они обнялись — и упали на одеяло.

Джим проснулся еще до рассвета. На сером небе гасли звезды, от костра почти ничего не осталось. Он дотронулся до руки Боба, и тот проснулся. Они посмотрели друг на друга. Боб улыбнулся, а Джим сказал:

— Так ты все же уезжаешь в понедельник?

Боб кивнул.

— Ты будешь мне писать?

— Я очень хочу на следующий год наняться на твой корабль. Конечно, напишу.

— Жаль, что ты уезжаешь, особенно после всего…

Боб засмеялся и обнял его за шею:

— Черт побери, у нас впереди еще целое воскресенье!

Джим был счастлив. Ведь впереди у них — целое воскресенье этой сбывшейся мечты.

Боб написал из Нью-Йорка одно письмо. Вначале ему было трудновато, но теперь он вроде бы устроился на «Американ Экспортлайн». Однако он времени даром не терял: «Тут столько хорошеньких девчонок!». Джим ответил сразу же, но его письмо вернулось с пометкой «Адресат выбыл». Больше писем от Боба не приходило.

Джим, хотя и был обижен, но особенно не расстраивался. Боб — не ахти какой писатель, в особенности теперь, когда он с головой ушел в новую жизнь. Но скоро они опять будут вместе. Джим уже твердо решил, что, окончив школу, он отправится вслед за Бобом.

Год спустя, в июньский, утопающий в зелени и на удивление жаркий день Джим окончил школу, после чего начал двухнедельную баталию с отцом и одержал победу. Он отправится на лето в Нью-Йорк, поработает там, но осенью непременно вернется в Вирджинию и поступит в колледж. Естественно, ему придется отработать те денежки, что уйдут на его обучение, но далеко не каждый отец предоставляет сыну и такие возможности.

И вот одним ранним солнечным утром Джим поцеловал мать, пожал руку отцу, попрощался с братом и сестрой так, словно уезжал на один день, и сел на автобус, отправляющийся в Нью-Йорк, имея в кармане семьдесят пять долларов. По его расчетам, этого должно было хватить на то время, пока он будет искать Боба.

Нью-Йорк был знойным, душным, серым и грязным. Джима Нью-Йорк удивил — откуда все эти люди? куда они спешат? — и, видимо из-за жары, произвел на него угнетающее впечатление. Ну да он сюда не развлекаться приехал — человека искать. Джим снял комнату в ХАМЛ (Христианская Ассоциация Молодых Людей), а оттуда прямиком отправился в Морское агентство, где ему сказали, что никакого Боба Форда в их списках нет. Джим запаниковал, но через минуту взял себя в руки. Потом один из местных ветеранов объяснил ему, что часто люди устраиваются на корабль по чужим документам. Лучшее, что он мог сейчас сделать, это подать заявление на должность юнги. Рано или поздно он обязательно встретит Боба. Море — на удивление тесный мир, и все пути там рано или поздно пересекаются. Джима внесли в список. Сказали, придется подождать и, возможно, долго. Пока готовились его бумаги, он слонялся по городу, заглядывал в бары, дважды напился — ему это ужасно не понравилось. Пересмотрел десятки фильмов, а порой просто с любопытством наблюдал за жизнью улиц.

Когда почти все его деньги вышли, он был принят на должность юнги на один сухогруз.

Морская жизнь оказалась отнюдь не легкой. Он долго привыкал к постоянному стуку двигателей за стальными переборками, к толчкам и качке судна, идущего полным ходом против ветра, к тесному контакту с тридцатью незнакомыми людьми в общей каюте. Впрочем, все они, хотя и жутко сквернословили, оказались по большей части неплохими парнями. Попривыкнув, он стал наслаждаться жизнью. В Панаме он узнал, что матрос по имени Боб Форд недавно был здесь, на пути в Сан-Франциско. Похоже, Джиму стала улыбаться удача. Он перевелся на грузовое судно, идущее в Сиэтл через Сан-Франциско. Но в Сан-Франциско следов Боба найти не удалось. Расстроенный, Джим бродил по городу, заходя во все прибрежные бары, втайне надеясь, что ему повезет встретить Боба. Однажды ему показалось, что в дальнем конце бара он видит Боба. Сердце у него забилось, но, подойдя поближе, он понял, что ошибся.

В Сан-Франциско Джим нанялся юнгой на судно аляскинской линии и остаток года провел в море. Новая жизнь целиком захватила его, и он перестал писать родителям да и, по правде сказать, особо не скучал по ним. Лишь отсутствие Боба омрачало те счастливые, проведенные в море, дни. Это была первая белоснежная зима его свободы.