Дибаш Каинчин - У родного очага

У каждой лошади и челка и хвост крепко стянуты в пучок шелковыми лентами. На спинах красуются ябынчи — накидки с вышитыми цветами и орнаментом. Но самым красивым среди всех кажется йестеевский Гнедко. Он уже почуял, что предстоит бежать, и гремит удилами, глаза его горят. И подготовлен к скачкам, кажется, лучше, чем остальные.

Седоки — мальчишки в разноцветных рубашках. Лица у них серьезны, а у каждого на душе — сплошное ликование. Столько народа на них глядит, и каждый жаждет удачи и славы. Они садятся на своих рысаков и уезжают на старт, который отсюда в пяти километрах. Там они будут ждать начала скачки.

А пока председатель колхоза, стоя в кузове машины — трибуны, украшенной лозунгами и транспарантами, заканчивает свою краткую речь и вместе с парторгом начинает вручать премии передовикам.

Йестея так и окружили знакомые плотным кольцом. А девочка и два сына юрчи словно прилипли к нему. Со всех сторон так и сыплются вопросы:

— Здоровы ли, йестей? Хорошо ли поживаете?

— Что нового в ваших местах?

— Как работается, йестей?

— Здоровы ли ваши дети, родственники, соседи?

Все лица повернуты к йестею. Лишенные же возможности приблизиться к нему кричат издали, приветственно поднимают руки. Йестею чуточку неловко от такого внимания, но что поделаешь, гость должен вытерпеть и это. И если бы йестей отвечал каждому, язык бы натер. И ему оставалось только одно: непрерывно кивать головой, как лошадь в жару, и повторять одно и то же: «Хорошо, хорошо».

Эй, Йышкыш! — председатель пытается перекричать шум и гам. — Получайте свою премию!

К йестею подошел парень, одетый в дорогой синий костюм. На ногах — модные желтые туфли.

— Надеетесь выиграть, йестей?

— Если бы не надеялся, не приехал бы.

— Не лучше ли вместо слов — деньги на кон? Я ставлю на Савраску Чычыя.

— Сколько, парень?

— Двадцать пять рублей.

— Хорошо.

— О-о, кого я вижу! Ждал я тебя, ждал! — К йестею подходит, звеня орденами и медалями, сам Чычый. Мужчина здоровый, с задубелым от ветров и морозов лицом.

Под мышкой у него большой бумажный сверток — видимо, уже получил премию. — Ну, что нового? — улыбается Чычый. — Крутим бычкам хвосты?

— Крутим. А как ты?

— Помаленьку, йестей, — хитро заулыбался Чычый, — Савраску моего видел? Сердечко небось екнуло? Чего язык зря чесать? Ставлю за Гнедка тридцать.

И вот всего за полчаса расходятся йестеевские сто рублей на ставки. Но он не расстроился, а с легкой душой идет смотреть праздник. Как хорошо вокруг! Куда ни глянь — флаги, лозунги, флажки. В ряд выстроились больше двадцати автолавок, идет бойкая торговля, но йестей сторонится: потом. Нет, что ни говори, а хорошо на празднике. Только посмотреть — и то бы стоило приехать. Вот исходят паром десять казанов-котлов, в которых варится мясо. Между казанами бегает один из племянников йестея. В руке у него большая деревянная поварешка, и он отгоняет ею от котлов сбежавшихся сюда со всей округи деревенских собак.

— Эй, йестей! — кричит он, потирая от дыма и бессонной ночи глаза, покрасневшие, как у кролика, — поешьте мяса!

— Нет, нет, потом, — отмахивается йестей. — Идемте со мной, дети мои. Вот придет наш Гнедко… Сумку конфетами набьем. Тебе — заводную машину, тебе — трактор, а тебе — куклу куплю. Чтоб у нее глаза открывались-закрывались. И чтоб пищать умела.

Йестей выходит со своей свитой на поляну. Народу здесь — что деревьев в лесу. Юноши в трусах и майках играют в футбол. В стороне от футболистов парни окружили высокий столб, на вершине которого что-то привязано в целлофановом мешке. Налево — самые здоровенные мужчины, разделившись на две команды, тянут друг у друга канат. Среди них и юрчи. А вот два парня, стоя на бревне, колотят друг друга мешками с сеном. А дальше — борьба. Народу там особенно много. Азартно и непрерывно кричат смуглые синещекие парни в больших кепках — болеют за кого-то.

«Да это же грузины-строители», — догадывается йестей.

В середине круга стоит огромный грузин без рубашки, в солдатских галифе. Выглядит он молодо, но совсем седой. Из мускулов весь свит. Любого противника испугает бурой шерстью на спине и груди.

— Троих уже положил на лопатки, — кто-то шепчет йестею. — Говорят, мастер спорта по борьбе, чемпион.

— А где же ваш знаменитый Колко?

— Тьфу на Колко. До рассвета песни тянул. Поди, проспаться до сих пор не может.

Подъехал парень Кырлу. На тороке — сума, набитая хлебом. Родственник йестея, тоже чабан.

— Эй, Кырлу! — закричали все вокруг. — Хочешь побороться?

Но Кырлу лишь взглянул на поигрывающего, мускулами грузина и заскучал.

— Нет, нет, шибко тороплюсь в отару. За хлебом приехал. Как бы мои овечки не смешались с другими отарами. Спешу.

— Поборись, Кырлу. Или тебе честь села не дорога?

— Ну, если уж честь села — ладно, — Кырлу слезает с седла, снимает рубашку, майку.

Начинается борьба. И тотчас же слышатся возгласы:

— Упал Кырлу! Ловко его грузин! Настоящий чемпион!

Из толпы выбирается грязный, потный и пристыженный Кырлу. Отряхнувшись, одевается и вскакивает в седло.

— Как бы отара моя… — бубнит он, ни на кого не глядя, и, опустив голову, мчится прочь.

Йестей идет дальше. Хорошо, что праздник удался. И как людям, не веселиться и не отдыхать душой? Зря, что ли, народ работал весь длинный и тяжелый год? Умножились в колхозе коровы, овцы, лошади, а сколько зерна намолотили, сколько сена скоту поставили! Зиму ядовитую, горькую прошли, весну голодную, бескормную вынесли. К детям дети прибавились, к родственникам — родственники, к друзьям — друзья, к семьям — семьи, к домам — дома, к кошарам — кошары, к песням — песни, к шуткам — шутки. Еще богаче стал народ за год, еще ближе людям стали люди. Как тут не веселиться и не праздновать? Как не улыбаться родным местам?

И вдруг всколыхнулся весь народ, а сердце у йестея бешено заколотилось. Начиналось самое главное, то, ради чего он привел сюда Гнедка.

— Едут! Едут! — закричали все вокруг.

Йестей смотрит в сторону Каменного Носа. Оттуда несутся три головных скакуна, и пока еще не разобрать, кто именно впереди. Фигурки коней и всадников на них совсем крошечные, размером с мух.

Савраска! Савраска впереди! — слышит вдруг йестей, и у него сжимается сердце. И он бежит вместе со всеми к финишу, падая и поднимаясь. И вот уже видны лошади отчетливо. Впереди и правда — Савраска Чычыя. За ним жеребец Чалый, бригадирский Воронко…

«А где же мой Гнедко? Ах, вон он… в конце… Но красиво все же идут лошади! Что может быть красивее скакового коня? Ничего не может быть».

Люди бегут, ревут, орут — оглохнуть можно. Вот Савраска у финиша рвет грудью белую ленту. За ним, голова к голове, Чалый и Воронко. А Гнедко? Позор… позор…