Сын Ок Ким - Сеул, зима 1964 года

Прошло совсем немного времени после моего переезда в Чхансиндон, и вот однажды вечером, когда я, как обычно, сидел на конце лавки, уставившись на желтоватую жидкость в стакане, рядом со мной грузно плюхнулся какой-то человек. Попросив у хозяйки стаканчик, он хлопнул меня по спине и заговорил. Этот огромный, одетый в поношенную военную форму мужчина лет сорока с густой бородой спросил у меня, не я ли тот самый молодой человек, что поселился недавно в доме, где живёт Ёнджа. Когда я ответил, что так оно и есть, мужчина, приветливо улыбаясь, сказал, что он тоже снимает в том доме комнату, попросил называть его Со и воскликнул, что давно надо было познакомиться. Хотя мы жили в одном доме, Со уходил рано утром, а я возвращался поздно вечером, поэтому до сего времени я даже и не подозревал о его существовании, но Со как-то случайно увидел меня и, по всей видимости, взял на заметку. Так и произошла наша встреча. По мере опустошения стаканов мне тоже захотелось поговорить, и я чуть ли не навязчиво спрашивал его, откуда он, где его семья, чем занимается. И Со без тени недовольства добродушно рассказал, что родом он из провинции Хамгёндо, а во время гражданской войны в одиночку перешёл на юг, и сейчас продаёт свою силу на всевозможных стройках.

Впоследствии мы с Со почти каждый день просиживали в этом кабаке. И с каждой нашей встречей я всё больше убеждался, что он большой добряк. Глаза у него были, как у европейца, с ярко выраженным двойным веком, и совсем не как у бедняков в них светился огонёк, отчего у собеседника могло даже возникнуть чувство неполноценности, однако он умел показать этими глазами свое дружеское расположение. Проницательностью особой он не отличался, наоборот — был человеком действия, умение шевелить мозгами было не по его части. Это подтверждал и неторопливый протяжный говор Со, совсем не похожий на говор выходцев из Хамгёндо — когда он говорил, его толстые припухлые губы шевелились также не торопливо. Его способность опустошать стаканы просто поражала. Похохатывая, он, бывало, говорил, что почти все заработанные деньги оставляет в этом кабаке, и это не так уж и плохо. Пил он от всей души, после чего не буянил, а просто любил покуролесить, словно малое дитя. Порядочно захмелев, мы выходили с ним в обнимку и, пошатываясь, шли по улице. А так как он был здоровенным, то получалось, что я обнимал его за талию. Прищурив один глаз, он частенько подмигивал в сторону ярко освещённого Тондэмуна, возвышавшегося на фоне ночного неба.

Как-то я спросил его, любит ли он ночной Тондэмун. В ответ Со переспросил у меня, неужели и мне он тоже нравится? Я сказал, что при свете дня это сооружение меня пугает, и становится как-то не по себе, так как кажется, что оттуда выскочит какое-нибудь привидение, хотя при флюоресцентном освещении, ночью, Тондэмун выглядит очень даже красивым. На это Со заявил, что любит ворота немного за другое: его охватывает волнение при виде Тондэмуна, будто это живой человек, и он им дорожит, словно близким другом. Впоследствии я узнал, что он имел в виду. И произошло это следующим образом.

Той ночью мы тоже были в кабаке, а когда вернулись домой, Со пошёл в свою комнату, а я — в свою, прямо в одежде завалился поверх одеяла и заснул. Не знаю, сколько было времени, когда кто-то меня разбудил, тряся за плечо. Это был Со. От него всё ещё несло выпивкой, но, было похоже, что он протрезвел. На мой вопрос, который теперь час, он ответил, что точно сам не знает, наверно, около трёх, и велел мне тихонько следовать за ним, так как он хочет мне что-то показать. Его голос напомнил шепчущихся по секрету мальчишек, которые отправились на поиски сокровищ. Поддавшись его настроению и следуя за ним, я даже умудрялся шикать на него, мол, тс, тише… В переулке горели фонари. Крадущейся походкой мы шли, избегая освещённых мест. По дороге я спросил у него, куда мы идём, он ответил, что к Тондэмуну. Какая же была необходимость идти туда, когда на улице комендантский час, и только фонари стерегут дорогу. Вращая полными тревоги и недоумения глазами, я послушно по-кошачьи ступал за ним.

Вскоре мы дошли до места, где стоял Тондэмун, освещённый до того ярко, что можно было пересчитать все до единой черепицы на его крыше, и спрятались в переулке напротив. Со огляделся по сторонам и, убедившись, что кроме нас никого нет, велел мне оставаться в этом переулке и наблюдать за тем, что он будет делать. Я затаил дыхание, сглотнул слюну и согласно кивнул головой, на что Со довольно улыбнулся и в мгновение ока — таким я его видел впервые — стремительно перебежал дорогу и спрятался в тени стены Тондэмуна, откуда снова глянул по сторонам.

Сама арка ворот стояла на фундаменте высотой более шести метров, сооружённом из громадных валунов, а вырастающая из этого фундамента и окружающая полукругом здание крепостная стена тоже была сложена из огромных камней. Словно цирковая обезьяна, Со с привычным проворством взобрался на эту стену. Зрелище карабкающегося по стене Со в свете зелёных ламп заставило меня почувствовать себя зрителем, приехавшим в загадочную страну и наблюдающим великолепный спектакль на огромной сцене. В свете единственного прожектора рождалась удивительная картина того, как пуская в ход все свои мускулы, человек полз по этой стене, и движения его рук то ли обращались с призывом, то ли бросали вызов этой непоколебимой надменной махине. Всё это заставило меня ощутить трепет.

Чуть погодя Со исчез по ту сторону стены. И почти сразу после этого я стал свидетелем ещё более ошеломляющего зрелища. Со появился на стене, держа в каждой руке по каменной глыбе невероятно огромных размеров, образующих крепостную стену. Затем быстрым движением рук взметнул их над собой. Камни, которые могли бы сдвинуть с места либо рычаг или блок, либо же совместными усилиями несколько человек, Со поднял голыми руками. Привлекая моё внимание, он несколько раз потряс этими валунами, и, поменяв их местами, аккуратно опустил.

Всё происходило как будто во сне. И хотя я признаю существование богатырей, упоминаемых в древних сказаниях, я не знал, как назвать Со, который среди ночи на моих глазах в обрамлении зелёного света шагает по стене.

Богатырь! Да-да! Со — богатырь!!! Мне ничего не остаётся, как только признать это. Однако, от мистического зрелища я почувствовал больше страх, чем восторг, и когда меня всё ещё потряхивало, передо мной (и когда он только успел?!), словно приведение, горделиво улыбаясь, предстал Со.

Со был богатырём. В ту ночь я вернулся домой и услышал от него то, чего он ещё никому не рассказывал.

Со родился метисом от брака китайца и кореянки. Его предки были знаменитыми могучими воинами в Китае. Если заглянуть в их родословную, то можно убедиться, что среди них было несчётное множество полководцев. Сила, которой они обладали, была смыслом их существования и являлась их единственным достоянием. И это неосязаемое наследство передавалось потомкам в качестве семейной реликвии. С помощью этой силы они могли подарить миру спокойствие, а также могли завоевать себе славу. Однако во времена Со, эта мощь уже не могла считаться наследством. Единственным преимуществом было то, что на стройках, благодаря этой силе, Со мог рассчитывать на чуть большее, чем у других, вознаграждение. Но, в конце концов, он решил отказаться от этой привилегии — Со носил кирпичи и копал землю наравне с другими. Только так он мог сохранить честь рода. Поэтому-то безлюдной ночью, когда никого нет, Со демонстрировал всем своим предшественникам, что не растерял эту силу.