Петр Войцеховский - Два рассказа

Тот дом не деревянный был. Каменный, но обросший деревянными пристройками с просевшими рубероидными крышами. Стоял посреди двора. Двор, превращаясь в луг, полого спускался к реке. Внизу то ли сарай, то ли гараж — новый, очень приличный.

Старик провел Арнольда через грязную кухню, заставленную тарелками с присохшими остатками пищи. «Черноморец? — бормотал себе под нос. — Знаю, скорый Киев — Одесса. Черноморец, название такое».

Арнольд был уверен, что сам он ни о каком Черноморце тогда даже не упоминал. Но слово запомнил. Там, в Мельнике-над-Бугом, он еще думать не думал об Одессе, пляже «Ланжерон», Аркадии, Малом Фонтане, Отраде, обо всех выметенных ветром октябрьских пляжах. Потом, в Одессе, ему на этих пляжах встречались только собиратели бутылок. Потом.

Он вошел во двор, зеленым травянистым склоном спускающийся к займищам на берегу Буга. Со двора в дом — по ступенькам в захламленные темноватые сенцы. Спотыкался о какие-то гремящие под ногой железные листы, прутья, мотки проволоки. Дальше был неосвещенный коридорчик, где пахло кислой капустой и кошками. Куда мы идем, хотел он спросить, но уже не было смысла. Потому что грязный щекастый старик привел его в неожиданно просторную мастерскую. Затянутые паутиной окна, голые лампочки на обросших пылью проводах. Под ногами кабели и рубильники, железные бруски, цепи. Здесь хозяин всю жизнь чинил всякую всячину: велосипеды, часы, сеялки. Долгая, видать, была эта жизнь: на усыпанных железными стружками, опилками либо измазанных солидолом столах громоздились горы инструментов, токарные станки, дрели, клещи, отвертки. Новые и заржавелые, некоторые такие старомодные, что в памяти всплыли иллюстрации вековой давности из немецкой технической энциклопедии с готическим шрифтом.

— Я не требую, чтобы мне платили. Сделаю и отдам. Но если кто не заплатит или пожадничает — конец. Может больше ко мне не приходить. Работу-то я возьму, грубить не стану. А потом не найду времени. На хамов горбатиться у меня времени нет. И без них работы хватает. Ко мне весь Мельник ходит. Из-за Буга, из Серпелице, приезжают, у них там такие колодцы — глубинные насосы забивает илом.

Под потолком в мастерской висели все поколения велосипедов последнего столетия — от велосипедов Карвацкого с деревянными ободьями, гэдээровских «диамантов» и русских «украин» до самых новых, с двухподвесом, с телескопическими амортизационными вилками. Эти новые тоже ломаются.

Открытые банки с солидолом, токарные и фрезерные станки, обросшие кудрявыми стальными и латунными стружками, деревянные ящики с гайками, шурупами, шайбами, неизвестными запчастями к неизвестным механизмам. Бездействующие кухонные комбайны, машины для нарезки мясных продуктов, выпотрошенные роторы. Толстяк вытер руки грязной тряпкой, высморкался в раковину и открыл дверь на веранду, где сквозь кружево деревянной резьбы просвечивало сентябрьское солнце. Августовские помидоры, домашняя колбаса, горчица, нарезанный толстыми ломтями ситный, в голубой миске остатки салата из помидоров и огурцов, сало и нож на разделочной доске, початая бутылка перцовки. Неловко было отказываться, хотя приятели наверняка уже покончили с покупками «У Ягуси».

Механик наполнил стопки. Украинская перцовка с ароматом смородины. «Остатки — свиньям», — заявил старик. Для Арнольда открыл новую, «Петровскую». Выпили, закусили салом, хозяин сказал, что от выкормленного дома подсвинка. Он все рассказал. Всю свою жизнь. Рассказал, что отца его убили бандиты, «обыкновенные бандиты». И как служил в армии — в Варшаве, где-то на Мокотове… он рассказывал, а Арнольд думал, что перед ним, вся целиком, раскрывается чужая жизнь или, может быть, придуманный специально для рассказа вариант… Старик гордился, что закончил унтер-офицерское училище, — так гордятся полученной на олимпиаде золотой медалью. Или победой в телевикторине. Перед Арнольдом открывалась пропасть глубиною в восемьдесят лет — а на вид старику больше шестидесяти с небольшим не дашь. Водка, наверно, привезена из России, а может, из Украины. Скорее всего, из Одессы — такова логика рассказа. Кто привез?

— Из Одессы привезли, — похвалился старик и снова налил. — Племянницы моей сын. Немецкую войну не помнит, он же кацап, на ихних новых войнах стрелял. В Афгане. Одно только, что и там банды были — как у нас. Пришли ночью, выманили из дома, бах, бах. Война была, человеческой жизни грош цена. Кто знает, чего они хотели. Денег, сала. Бабах — и нет человека. Я еще пацаном был.

Это тогда в первый раз прозвучало: Одесса. Не надо было ему тогда пить. Год с лишним был сухим алкоголиком [4] В сообществах «Анонимные алкоголики», объединяющих людей, которые совместными усилиями стараются избавиться от алкоголизма, используется термин «сухой алкоголик», то есть человек, посещающий собрания АА и переставший пить, но еще не окончательно перестроивший сознание. . Но не удержался, выпил. Вот и получай теперь. Ночью шел из парка Леси Украинки на Кавалерийскую площадь [5] В данном абзаце автор использует вымышленные названия. , потом вниз по улице без названия с церквями: Александра Невского, Свято-Троицкой и недостроенной Святой Параскевы. Свернул в сторону, потому что увидел человека в автомобиле, хотел спросить, как спуститься со скалистого обрыва на пляж. Он спал в раздевалках на пляже. Человек уехал, а Арнольд упал и лежит. Надо думать, ничего не сломал. Этого еще не хватало. Подтянул кверху штанину, пощупал кости, колено. Всюду больно. А в голове туман. Странный какой-то вкус во рту после удара об ставню.

Механик из Мельника говорил и пил, Арнольд тоже немного выпил. Слушал. Хозяин предложил поглядеть на лодки. Собирается сдавать напрокат.

— Да кто же их здесь будет брать? И зачем?

— Агротуризм. К соседям приезжают. Из Седльце, из Люблина, с удочками. Или так, как вы.

— А я сам не знаю, зачем приехал, — признался Арнольд. — Знакомые собрались, было свободное место в машине. Вот так.

— Значит, судьба.

Арнольд перехватил печальный взгляд старика. Подумал, что встретил хорошего человека. А может, просто несчастливого. По травянистому склону спустились к сараю с лодками.

— Погоди-ка, друг. Присядем.

Арнольд сел с ним рядом на лавочку из белых березовых жердочек, такие он видел на кладбищах, чтобы людям было на чем посидеть у могилки.

— Вы тут один живете? — спросил.

— Один. Жена давно на погосте, дети в городе.

— Как у меня, — кивнул Арнольд. — Только вот сынулю пришлось отдать. А вы все чего-то строите, хоть и один. Кому это нужно?

Старик усмехнулся.

— То-то и оно. Нужно. Еще как. Еще как нужно. Главное, мне, мне самому. Знак, что я могу тут жить, вообще могу жить.