Уолтер Абиш - Сколь это по-немецки

Нет никаких причин, чтобы я не мог получить все, что хочу, здесь, в Брумхольдштейне, самодовольно сказал Хельмут своему брату. И он был прав. Каждый был готов приложить дополнительные усилия, чтобы доставить Хельмуту удовольствие, снабдить его любимыми сигаретами, привозными винами, рубашками, обувью фирмы «Балли», иностранными журналами, музыкальными записями, пирожными и прочей выпечкой, всем, что делает жизнь более сносной. Ему достаточно было сказать слово, и владельцы магазинов готовы были свернуть горы. Не удивительно, что уже через несколько недель он почувствовал себя в Брумхольдштейне как дома. Словно прожил здесь всю свою жизнь. На самом деле люди здесь были куда заботливее, намного внимательнее к его нуждам, нежели в Вюртенбурге.

В 12:30 ланч в «Сливе». Хельмут выбрал «Сливу» не из-за Франца, а потому, что этот ресторан намного превосходил все остальные в городе. Ланч дело серьезное. Они с Хельмутом встретились в мэрии. Мэр показал Ульриху на карте местоположение музея, который строил его брат, и муниципалитета. 12:20. Пора идти. Невинная шутка с сексуальным подтекстом в адрес секретарши мэра, которая перекусывала прямо у себя за столом. Йогурт. Клинышек сыра. Яблоко. Выходя из мэрии, все еще добродушно посмеивались. Хорошая команда, сказал мэр. Шутка хорошая, заметил Ульрих. Хельмут и мэр в ответ рассмеялись. Ульрих понял, что это часть ежедневного ритуала. Вызывающие смех шутки.

Они пересекли площадь. В центре Хельмут. Он выше других. И Хельмут, а не мэр, первым вошел в «Сливу». Ульрих лишь на мгновение задержался за широкой спиной мэра, чтобы переброситься парой слов с Францем. Неужели действительно прошло пятнадцать лет? Ja, Herr von Hargenau. Я как раз говорил Дорис… Просторные залы с деревянными панелями на стенах, официанты в безукоризненно белом, выкатывающие с кухни тележки. Метрдотель склонил голову. Их ждали. Стол накрыт на троих. В центре с полдюжины ярко-красных роз. Сумрачные, почти угрюмые манеры обедающих говорили о полной серьезности, с которой здесь, в этом просторном, освещаемом пятью огромными хрустальными люстрами помещении, поглощалась пища. Мэр, Хельмут и Ульрих тщательно изучали обширное меню, а слева от Хельмута, полный внимания, их ждал Франц, их верный Франц, готовый предоставить, если потребуется, свои советы. Это была уже вторая встреча Ульриха с Францем. Неужели он так и не найдет, что ему сказать?

В первый раз при виде входящего в «Сливу» Ульриха Франц, забыв о сдержанности, бросился ему навстречу. Но сейчас, во время ланча, Франц был куда напряженнее, чувствуя на себе острый взгляд метрдотеля. Мы с нетерпением ждали вашего возвращения, херр фон Харгенау, довольно натянуто произнес он. Мы? Ульрих пытался вспомнить человека в красных подтяжках, восседавшего за их большим кухонным столом. Он пытался вспомнить имя жены Франца. А твоя женушка? С ней, надеюсь, все в порядке?

Францу хватило ума, или, возможно, такта, Ульриха о жене не спрашивать.

Они не спешили с выбором того, что будут есть. Раз или два даже меняли в последнюю минуту выбор. Нет-нет.

Я, наверное, возьму то же, что и мэр, но без стручковой фасоли. Когда Франц наконец ушел с их заказом, они знали, что могут на него положиться, что он позаботится об их интересах, скажет на кухне: Это для стола мэра — или он скажет Харгенау?.. Как бы там ни было, они — то есть мэр и Хельмут — тут же продолжили свою беседу об охоте на кабана. Охота на дикого кабана? Насколько мог припомнить Ульрих, Хельмут, как и он сам, никогда не отличался каким-либо охотничьим рвением. При своей разборчивости Харгенау могли участвовать в этом кровавом спорте только с явной неохотой. Но теперь — чтобы сделать приятное мэру? — Хельмут с чувством рассказывал об их былых вылазках в лес. Он даже утверждал, что в свое время Ульрих был отличным стрелком. Хельмут, широко улыбаясь, посмотрел на него, словно предлагая оспорить это утверждение. Осмелится ли Ульрих ему противоречить. А мэр? Не почувствовал ли он, что что-то не так? Нет… ничуть. Считалось само собой разумеющимся, что Ульриху тоже знаком трепет, который охватывает, когда преследуешь раненого кабана, с бешено колотящимся сердцем идешь по кровавому следу, чтобы потом, загнав побежденного зверя в подлесок, испытать незабываемый миг торжества, когда пуля разносит ему череп.

Хельмут переключил свое внимание на список вин. Нахмурив брови, его изучил. Хоть их помощь и не отвергалась, остальные, мэр и Ульрих, могли предложить очень немногое. Они с радостью приняли его выбор. Высказали свое одобрение. Превосходно. Да, 73-й — удачный год. Надежный. Они невольно повернулись, чтобы видеть, как специальный официант подходит с бутылкой вина, показывает Хельмуту ее этикетку и с большим тщанием начинает откупоривать. Вполне безболезненная операция. Хельмут пробует вино. Да, заключает Ульрих, столик явно заказан на имя Хельмута, а не мэра.

Его брат — очень пунктуальный человек. Пунктуальный и требовательный. Но также и любезный — зубы так и сверкают, когда он победно, слишком победно улыбается всем и каждому, — а прежде всего он демократ. Нужно жить в свою эпоху. Что, иначе говоря, означает: внутри мы все, по сути, одинаковы. Чушь собачья. Хельмут упомянул, что говорил с Францем о Дурсте. Мэр тут же насторожился. Ни при каких обстоятельствах не стоит упоминать Дурст в переполненном ресторане. Это магическое название. Но, не обращая внимание на молчаливый призыв мэра, его брат сообщил, что обменялся с Францем — что было, то было — весьма вызывающими словами. Да, вызывающими. В этом отношении Хельмут никогда не шел на уступки. Плевать, что думают другие, если я нахожу это забавным, или интересным, или стоящим. Хельмут также сумел вытянуть из Франца, как он довел до их сведения, то, что обычно в Брумхольдштейне оспаривалось, а именно, что в Демлинге, где жил Франц, Брумхольдштейн презирают. Ну и ну, сказал мэр. Это заходит слишком далеко! Ладно, тогда возмущаются им, сказал Хельмут, с готовностью соглашаясь на не такое сильное слово. Но почему же, ведь мы их главный источник доходов, запротестовал мэр. Просто ерунда какая-то. Что их может возмущать? Дома, средний класс, новая состоятельность? Возможно, подсказал Ульрих, возмущением подменяют зависть?

Каждый раз, когда Франц обращался к Хельмуту, он, казалось, слегка волновался. Словно отчаянно пытался придумать, что интересного для Хельмута может сказать. Но Хельмут умел обходиться с людьми. Ему доверялись даже совершеннейшие чужаки. Ну зачем тебе это, Хельмут? всегда хотелось спросить Ульриху. Что ты надеешься из них извлечь?

Франц и Хельмут изо дня в день пускались в ритуал приветствий и чересполосицу доверительных реплик, столь естественных для официанта и его излюбленного клиента: Могу ли я предложить палтуса? Или телятину? Или фаршированное свиное филе в соусе из эстрагона? Я, если будет позволено дать совет, не брал бы сегодня пряное жаркое. И картофель, увы, чуть-чуть отсырел.