Уолтер Абиш - Сколь это по-немецки

Дорис знала, что ее муж садится на автобус в Брумхольдштейн в одиннадцать, как раз вовремя, чтобы, пройдя пешком от кольца автобуса до ресторана, успеть обслужить пришедших на ланч. Для завтрака ресторан открывался только по субботам и воскресеньям, когда посетителям предлагался стол с шампанским. Но, поскольку по воскресеньям Франц был выходным и допоздна работал по субботам, в бранч он обычно на работу не выходил. Что еще она знала? Что его стандартный костюм официанта сидел на нем как перчатка. Она и с закрытыми глазами видела, как он в своей отлично сидящей форме стоит, наполовину скрытый одной из колонн в обеденном зале, наблюдая за столиками с клиентами. Ускользало от Франца немногое. Он стоял там, готовый подать следующее блюдо, готовый услужить немногим своим любимцам, не позволяя себе опуститься до раболепства. Он не лебезил перед клиентами. Он мог бы уже стать метрдотелем, но не был готов — как часто ей говорил — лебезить. Ну как она могла его за это порицать? Уж чем-чем, а его независимостью она гордилась. Не лебезил он и всю войну. Он был одним из немногих, кто вышел из 45-го невредимым и кому при этом не пришлось лебезить ни перед своими офицерами, ни перед СС или Тайной полицией, или перед богатыми родственниками, или перед русскими или американцами. В том, что Франц не будет кланяться до земли, вы могли быть уверены.

У него еще был младший брат в Аргентине, который, несмотря на все былые расхождения, былые стычки, писал Францу длинные письма. Младший брат женился на разведенной аргентинке, у которой было двое детей от первого брака. Она немного говорила по-немецки, а он — по-испански. Они жили в пригороде Буэнос-Айреса. Но что ему известно о жизни? риторически вопрошал Франц. Он живет, укрывшись в своем Буэнос-Айресе. Тем не менее, пусть этого и не признавая, Франц предвкушал получение занятных писем с вложенными в них снимками семьи брата. Его младший брат работал мастером на стекольной фабрике и был заядлым футболистом. В своей команде, A.H.V., Die Alte Herren Vereinigung , он был капитаном. Он никогда не забывал присовокупить любезнейшие приветы в адрес Дорис и постоянно убеждал Франца переехать к нему. Франц всегда сможет получить работу на стекольной фабрике. Ты полюбишь Аргентину, писал он. Вы можете остановиться у нас. Конечно, мне не хватает Германии, но все мои друзья здесь — немцы. Каждое воскресенье мы играем в футбол. В этом сезоне мы нацелились на первое место. Что творилось в голове у Франца, когда он читал эти письма? Что он пишет? всегда спрашивала Дорис. Все как обычно, говорил он и затем неохотно зачитывал ей несколько строк, всякий раз подытоживая: В любом случае я никогда не смогу свыкнуться с пищей. Со всей этой испанской пряной пищей. Никогда.

К вольготно расположившемуся в глубине лесистого участка большому дому Харгенау вела узкая дорога, отходящая от автострады неподалеку от старой, полуразрушенной железнодорожной станции. Чтобы свернуть на эту дорогу, надо было переехать через железнодорожное полотно. Саму станцию затеняли обступившие ее со всех сторон деревья, деревья, которые, по-видимому, выросли уже после войны. Проехаться от станции до дома Хельмута оказалось весьма приятно. Анна подобрала Ульриха в одиннадцать прямо у дома, в котором он остановился. Она долго извинялась, когда резко затормозила на красный свет и он, не удержавшись на своем сиденье, едва не врезался головой в ветровое стекло. Пока она вела машину, он исподволь разглядывал ее, словно пытаясь прочесть у нее на лице что-либо имеющее отношение к нынешнему душевному состоянию его брата, ведь разве не представляла она в каком-то смысле самый последний выбор, если не избранницу Хельмута?

Вам у нас нравится? спросила она.

Он был гостем, и они до определенной степени отвечали за то, чтобы с ним все было в порядке. Ему только и оставалось сидеть, удобно откинувшись на спинку, и ждать, когда его доставят с одного места на другое. Он все же ожидал, что поселится у своего брата. То, что он остановился в городе, — приведенные Хельмутом доводы были смехотворны — должно было показаться несколько странным любому, в том числе и Анне, его нынешнему шоферу, которая во время их недолгой поездки рассказывала о своем классе в школе, о путешествии в Грецию, о недавнем концерте Штутгартского филармонического оркестра, посетившего Брумхольдштейн две недели назад. На узком проселке ни одной машины. По какой-то причине он решил не расспрашивать ее о том, как она, по словам брата, столкнулась — или встретилась? — с Паулой в Олендорфе. Он сказал о своей нелюбви… ну ладно, нерасположенности… к путешествиям. Стоит мне приехать туда, где мне нравится, я чувствую себя как дома и не хочу оттуда уезжать. Почему он так сказал? Это было не совсем так. Что, на ее взгляд, он имел при этом в виду?

Вы все еще живете в Женеве?

Да. Пока что.

Они поставили машину рядом с большим черным «мерседесом» и, огибая дом, прошли по дорожке к теннисному корту, где мэр Канзитц-Лезе, который весело помахал в их сторону ракеткой, играл с его братом. Ну что? Закончим на этом? спросил Хельмут. Ни в коем случае, сказал мэр. Я настаиваю на реванше. Хельмут, прищурившись, подал. Спокойный, сдержанный и явно более сильный игрок, он безжалостно гонял дородного мэра по всему корту. Анна представила Ульриха жене мэра, Вин, которая сидела в тени большого вяза, потягивая из высокого стакана какой-то напиток со льдом. Лимонад? Джин с тоником? Дом оказался больше, чем ожидал Ульрих. Похоже, он был построен еще до Брумхольдштейна. Присоединившись к ним после игры, Хельмут первым делом сказал Ульриху: Готов поспорить, ты не ожидал ничего подобного.

Все, кроме Ульриха, казались расслабленными… чувствовали себя как дома. Они вели себя так, будто знали Хельмута целую вечность. Анна, не дожидаясь, пока ее попросят, ушла внутрь за напитками.

Он был гостем.

Наверху, в главной, по всей видимости, спальне, вместо кровати Хельмут положил на натертый до блеска пол широкий матрас. Двери во всех комнатах второго этажа отсутствовали. Зачем их убрали? Невольно смущаясь, Ульрих помочился в туалете без дверей.

Когда он вернулся, Хельмут и обливающийся потом мэр все еще были на корте, от души смеясь над какой-то фразой Вин. Над каким-то, по-видимому, комментарием в адрес вычурной и бессистемной игры мэра. Хельмут в великолепном расположении духа криками подбадривал своего соперника. Ульрих уселся рядом с женой мэра. Вы не очень-то высокого мнения об их игре, да? сказала она.

С дороги был виден соседский дом. Обычный дом при ферме, приклеившийся сбоку к невысокому холму. В какой-то момент Ульрих услышал шум мотора и, посмотрев в сторону дороги, увидел машину с двумя или тремя пассажирами; сбросив у дома Хельмута скорость, она ползла как черепаха, а ее водитель не сводил с них взгляда. Скорее всего, на несколько миль вокруг теннисный корт был только у Хельмута.