Дуглас Кеннеди - Пять дней

Ричард, наверно, с минуту рассматривал себя в зеркало, и я инстинктивно поняла, что сейчас лучше ничего не говорить. Гэри тоже молчал из деликатности, ибо, как и я, он видел, что Ричард пытается избавиться от боязни, охватившей его, едва мы вошли в салон. И в течение этих долгих шестидесяти секунд я наблюдала, как с лица Ричарда исчезает страх, плечи его распрямляются и губы раздвигаются в едва заметной улыбке.

— Спасибо, — наконец произнес он.

В этот момент я краем глаза увидела Гэри, и мне стало ясно, что он только теперь сообразил, что мы с Ричардом никакие не муж и жена, что у него на глазах произошло нечто, имеющее для нас огромное значение.

— Поздравляю, сэр, — только и сказал он, более чем к месту.

Спустя несколько минут мы уже снова были на Ньюбери-стрит.

— Готовы потолкаться среди стиляг в ИСИ? — спросила я.

— Мне все равно кажется, что я буду выделяться…

— Поверьте, вы гораздо утонченнее и эрудированнее, чем вся эта модная публика.

Мы обменялись улыбками.

— Пожалуй, пешком отсюда далековато, — сказал он.

— Нам нужно в Южный Бостон, на набережную. Музей, наверно, закрывается в шесть.

Мы оба глянули на свои часы. Почти половина пятого.

— Тогда на такси.

Нам повезло: одно такси как раз проезжало мимо нас. Ричард остановил его. Не прошло и минуты, как мы уже ехали по Бойлстон-стрит, минуя несколько отелей высшей категории, длинный ряд высоких офисных зданий, построенных в XIX веке, театр, который, по словам Ричарда, теперь принадлежал какому-то колледжу исполнительского искусства. Он начал объяснять, что еще двадцать лет назад на этой улице во всей красе блистали остатки бостонского квартала красных фонарей, больше известного под названием «Зона боевых действий»: наркоторговцы, порнокинотеатры, проститутки. Теперь это просто аккуратненький театральный район. И хотя ныне атмосфера здесь более приятная, говорил Ричард, «меня не покидает ощущение, что сегодня мы санируем буквально все, в результате города теряют свое лицо… впрочем, я не большой знаток реалий жизни больших городов».

— Вы правы, — согласилась я. — В студенческие годы я пару раз ездила в Нью-Йорк вместе с тогдашним своим парнем. Даже в конце восьмидесятых на 42-й улице, в Адской кухне и в Ист-Виллидж все еще царил дух этакой непотребной эпатажности, и нам это жутко нравилось. Ведь в Мэне ничего подобного мы не видели. Потом я приехала еще как-то раз… 42-я улица выглядела как обычный торгово-развлекательный район в любом крупном городе страны. А сам Нью-Йорк — хоть он по-прежнему производил сильнейшее впечатление, — казалось, утратил присущие ему пронзительность и энергичность. Правда, я никогда там не жила, вообще нигде не жила, кроме Мэна…

— Но дверь-то ведь не закрыта, не так ли?

— Как вы сказали раньше, жить нужно с надеждой. И верить в то, что сумеешь выковать из себя новую личность.

— Разве это не американская мечта? Иллюзия свободы. Поиски верного пути и т. д. и т. п. Не нравится жить в Мэне, садись в машину и вперед. Через пару тысяч миль окажешься где-нибудь в Новом Орлеане — и начинай новую жизнь.

— Вы когда-нибудь совершали нечто подобное? — спросила я.

— Только в мечтах. А вы?

— С Дэном мы лишь однажды выезжали за пределы страны. А до этого с другим человеком я провела пару недель в Центральной Америке.

— С неким Эриком?

— Вот и китайский квартал… — сказала я, быстро сменив тему разговора.

Мне вспомнился 1989 год, ресторанчик неподалеку отсюда, где Эрик признался мне в любви, сказал, что он мой навеки. Это был летний вечер. Жара под тридцать градусов. Ресторанчик восхитительный — немного неопрятный, душноватый, но потрясающе самобытный. И мы вдвоем так крепко держимся за руки, будто боимся потерять равновесие. В то время нам было по девятнадцать лет, но мы знали…

— Вам плохо? — спросил Ричард.

— Нет, все нормально, — солгала я.

Ричард, желая подбодрить меня, коснулся моей руки, но я ее отдернула. Не резко, но вполне решительно, ясно давая понять, что не настроена на дальнейшее сближение. Я похожу с ним по галерее, думала я, может, там же выпьем кофе, потом я извинюсь и вернусь в гостиницу. Но почему вдруг я стала воздвигать вокруг себя стену? Потому что он упомянул Эрика. А всякое напоминание об Эрике придает рельефность всему, чем не стала моя жизнь после тех сказочных двух лет в конце восьмидесятых. И потому что я спрятала глубоко в душе ту часть моего прошлого, заперла ее так тщательно, что даже малейший намек на то время отправляет меня в свободное падение.

Прислушайся к себе, не отталкивай его.

Просто я не в состоянии совладать с нагромождением обстоятельств, что выворачивают мою душу наизнанку.

Хочешь на прямоту? Так слушай: ты не в силах принять тот факт, что он идеально подходит тебе. И ты ему идеально подходишь.

Но я замужем. Я связана обязательствами. И я не могу…

Измени ситуацию.

Я опустила лицо в ладони. Подавила всхлип. Ричард положил руку мне на плечо. Я ее стряхнула. А потом заплакала. На этот раз я повернулась и уткнулась головой ему в плечо. Он крепко обнял меня и не отпускал, пока я боролась со слезами. Когда мои рыдания стихли, он поступил очень мудро. Предложил:

— Хотите выпить?

На что я немедленно ответила:

— Очень хорошая мысль.

Ричард повозился со своим телефоном и выяснил полезную информацию: во-первых, сегодня галерея открыта до девяти вечера (если мы все-таки решим ее посетить); во-вторых, неподалеку есть коктейль-бар с говорящим названием «Напитки».

— По-моему, то, что нужно, — сказала я, пораженная способностью Ричарда выудить все эти сведения из телефона всего-то за минуту. Ибо сама я полный чайник в том, что касается современных информационных технологий.

И я конечно же была благодарна Ричарду за то, что он воздержался от всяких комментариев относительно моего истеричного плача и не спросил, чем был вызван мой срыв. И когда я, услышав от него, что музей работает допоздна, сказала: «Знаете, пожалуй, мы немного выпьем, а потом я поеду в отель», он постарался скрыть свое разочарование:

— Как вам будет угодно, Лора. Я не буду настаивать.

И я снова невольно подумала: какой он благородный человек. Понимает тебя с полуслова. Неудивительно, что ты его отталкиваешь.

Коктейль-бар «Напитки» оказался ультрамодным заведением, где ультрамодная публика потягивала ультрамодные коктейли.

— Хорошо, что я переоделся, — сказал Ричард, когда одна из официанток, встретившая нас у входа, усадила нас в кабинку в глубине зала.

— Вы идеально вписываетесь в здешнюю среду. Но дело в том, что, даже будь вы одеты, как прежде, для меня это не имело бы ни малейшего значения.