Роберт Динсдейл - Хижина в лесу

Чтобы стало светлее, мальчик отдернул в сторону рваную гардину, которую мама не раз грозилась постирать. Он плотнее закутался в куртку и позвал деда, хотя и понимал, что тот сейчас находится далеко-далеко отсюда:

— Деда…

Он достаточно много времени провел в квартире, чтобы дождаться возвращения соседки с работы. Звук ее голоса вернул мальчика в реальность. Он решил растворить сахар в подогретой воде — холодными зимними вечерами это то, что надо. Газ в плите дед не перекрывал, а такое пламя можно разжечь без всякого волшебства.

Когда сироп был готов, мальчик налил себе целую кружку. Напиток сделал свое дело, наполнив тело сладкой, липкой силой. После этого он почувствовал себя достаточно храбрым, чтобы отправиться исследовать остальные комнаты квартиры. Теперь она показалась мальчику ужасно громадной, а он сам — ничтожно маленьким. Квартира — гигантская. Квартира — дикая. Квартира — мир в себе. Выйдя из кухни, мальчик оказался в коридоре. Вот дверь, ведущая в его прежнюю спальню. В следующей комнате за приоткрытой дверью виднелись холодный камин и кресло-качалка, в котором что-то лежало.

Мамина шаль. Она взывала к нему, просила взять ее в руки.

Опустившись на колени, мальчик прижал шаль к лицу и глубоко вдохнул. Запах никуда не исчез. От шали пахло облаками, пролесками, летом и лесом. Мальчик вспомнил, как мама целовала его в щеку, оставляя на ней красный отпечаток помады.

Мальчик расплакался. Слезы, горькие и тяжелые, падали на шаль, и она намокла в его руках. Слишком поздно мальчик осознал, что наделал: он смыл слезами запах, оставшийся после мамы. Последнее, оставшееся от нее, утрачено. Он все погубил, окропив шаль солью своих слез.

Не выпуская из рук маминой шали, мальчик побрел по коридору. Фотографии притягивали его, он чувствовал на себе чужие взгляды, но старался не смотреть в ту сторону. Внезапно мальчику почудилось, что на него смотрит дед, смотрит и осуждает.

Мальчик замер, а потом все же взглянул на фотографию дедушки рядом с какой-то женщиной. Это, должно быть, бабушка. Их сфотографировали на фоне сосновых деревьев. Мальчик решил, что снимок сделали в лесу, неподалеку от дома, в котором они с дедушкой сейчас живут. Женщина была похожа на его маму. Мальчик попытался представить ее новорожденным ребенком, лежащим на пороге. Где заканчивается вымысел и начинается правда? Свидетельства прошлого деда смотрели на него со стен.

Мальчик задумался, что будет делать дед этой ночью. Он наверняка разведет огонь в печи, растопит в котелке снег и сварит «еврейские уши» с листьями каких-нибудь растений. После ужина рассказов не будет, так как в доме не окажется никого, кто мог бы послушать дедушку. Поэтому он выйдет в сад, чтобы поговорить с мамой. Он будет стоять там до тех пор, пока стужа не приморозит его сапоги к земле так же прочно, как вросло в землю старое, но крепкое дерево.

Мальчик смотрел на фотографию дедушки и боролся с подступающими слезами. Это нечестно, что слезы нельзя победить так же легко, как зимнюю стужу горячим молоком. Потом мальчик подумал, что машина могла поломаться где-то в лесу и дедушке пришлось долго идти пешком, чтобы забрать его из школы. Возможно, он до сих пор ждет его, стоя у ворот пустой школы, не зная, что и думать, где его внук сейчас…

Мальчик подошел к маминой комнате и, к своему удивлению, заметил полоску света, проникающую из-под двери. Сердце его екнуло в груди. На секунду ему показалось, что в комнате кто-то есть. Он приложил ухо к двери и прислушался. Стука человеческого сердца за дверью он не услышал, но был монотонный звук, издаваемый лампочкой, которая вот-вот собирается перегореть.

Нельзя заходить в закрытую дверь маминой комнаты, но мальчик решил, что сейчас, когда мамы уже нет, этот запрет потерял свою силу. Пальцы нащупали ручку. Свет хлынул ему навстречу. Мальчик замер на месте, подставляя лицо этому потоку. Он вспомнил, как в последний раз заходил сюда, и вспомнил о данном маме обещании. Сейчас он нарушает его. Если бы мама узнала, что он оставил дедушку одного в лесу, она перестала бы с ним разговаривать.

Мальчик хотел побыстрее захлопнуть дверь, страшась увидеть призрак матери, лежащий на белых простынях, но в нос ему ударил знакомый запах, а вместе с ним нахлынули воспоминания. Именно этими духами мама пахла, когда ушла в ночь. Когда мама болела, она фанатично вымывала все в комнате с содой и мылом. В последние свои дни мама просила приготовить капустняк, но не ела его, а только вдыхала поднимающийся от тарелки пар.

— Мама… — тихонько позвал мальчик.

Набравшись смелости, он шагнул вперед. Очертания мрачного шифоньера… Чемодан, который они привезли с собой из старого дома… Вещи в нем так и остались лежать, никем не потревоженные. Этот чемодан мама намеревалась взять с собой в случае, если понадобится срочно ехать в больницу. Мальчик прошел возле кровати, которая, как ни странно, осталась в полном беспорядке. Пальцы его скользнули вдоль складок одеяла. В воображении мальчика эти складочки превращались в знакомые контуры, напоминая о теле мамы, лежащем под одеялом…

Отступив от кровати, мальчик поднял голову и увидел развешанные по стенам фотографии. Еще несколько застывших мгновений далекого прошлого… Мальчик вспомнил, что на этой кровати до мамы спал дедушка. Прежде он не ночевал в кресле-качалке. Это его кровать и его фотографии. И это его сундук под кроватью.

Раньше мальчик никогда не видел ничего подобного. Сундук был сколочен из некрашеного дерева и запирался на латунный замок. Дерево было старым и побитым на углах. Создавалось впечатление, что этот сундук дед нашел где-то на свалке. Мальчик провел руками по крышке и поднес их к лицу. Пахло не мамой, не моющими средствами и старыми простынями… Пахло ветвями, сохнущими в лесном домике перед печью.

Мальчик дернул крышку. Оказалось, она не была заперта.

Внутри сундука была тьма, застаревшая и затхлая. Под тьмой лежала кожаная сумка. Мальчик залез внутрь и вытащил ее. Это был заплечный кожаный мешок. Он сразу вспомнил о кожаной суме из сказки о Бабе-яге.

Мальчик положил рюкзак на кровать и расправил его. Сверху вышиты были буквы. Никогда прежде он не видел таких букв. Это были письмена чужеземного королевства. Мальчик хотел расстегнуть пряжку и заглянуть внутрь, но кожа оказалась загрубевшей и начала трескаться под руками. Наконец пряжка поддалась, и мальчику удалось просунуть руку в рюкзак, но он ничего там не обнаружил. Когда мальчик вытащил руку, вся она оказалась в неуловимо тонких белесых ниточках, похожих на паутину. Между пальцами застряло что-то коричневатое, похожее на шелуху зернышка или высохший кусочек сосновой иголки.