Зархуна Каргар - Зари. Мне удалось убежать

Вазма подождала, пока вода нагрелась, — это занимало много времени, потому что напряжение в сети было слабым. Опустив руку в воду, она проверила температуру. Убедившись, что вода достаточно нагрелась, Вазма встала и подошла к спящему мужу.

— Дорогой, просыпайся. Пора на молитву.

Вахид открыл глаза и улыбнулся жене. Он спросил, готова ли вода для умывания. Вазма пригладила его волосы пальцами и ответила, что все готово. Вахид поднялся и стал готовиться к молитве.

Помолившись, Вазма принялась за свои обычные утренние дела. Вначале она сделала зеленый чай, закипятив воду в старой кастрюле и залив ею ложку заварки и щепотку кардамона, которые она высыпала в белый фарфоровый заварочный чайник с маленькими пурпурными цветочками. Она дала заварке настояться несколько минут, а потом налила чай в две фарфоровые чашки и поставила их на поднос. После этого она села и стала ждать, когда ее муж закончит молиться. Он низко поклонился, что означало окончание молитвы, а потом сел рядом с Вазмой.

За окном светало. Вазма и Вахид пили чай и разговаривали шепотом, чтобы не разбудить ребенка.

— Знаешь, Вазма, я надеюсь, что когда-нибудь смогу купить дом внизу, чтобы тебе не приходилось каждый день носить воду. Я буду много работать, чтобы моя семья жила в лучших условиях.

Вазма улыбнулась мужу.

— Вахид, мне все равно, где жить, для меня главное — быть с тобой. Я не хочу большой дом и много вещей. Когда закончу учебу, я стану учительницей и буду получать зарплату. Тогда мы оба будем зарабатывать и, возможно, сможем купить дом внизу, если ты этого хочешь. Для меня твоя любовь, наша дочка и здоровье нашей семьи — самые важные вещи. С Божьей помощью у нас все будет хорошо. Я верю, что Аллах позаботится о нас.

Вахид наклонился и поцеловал ее в лоб. Потом он сделал последний глоток чая и отправился в государственное учреждение, где работал клерком.

Вазма начала убирать в комнате. Ей нужно было спешить, чтобы не опоздать в школу. Она надела зеленую форму и посмотрелась в зеркало, висящее у двери. Зеркало было старым и поцарапанным, поэтому Вазма не могла как следует рассмотреть себя, но она знала, что выглядит намного лучше своего отражения в зеркале. Она нанесла на лицо увлажняющий крем и подвела глаза карандашом. Девочка проснулась и начала плакать, и Вазма взяла ее на руки, объясняя, что ей нужно идти в школу.

— Пока меня не будет, с тобой посидит бабушка, а я скоро вернусь и принесу тебе конфет.

Фара, которой был всего год и три месяца, не понимала, о чем она говорит, но ей нравилось слушать голос матери, и она счастливо улыбнулась. Вазма умыла ее, поцеловала и крепко прижала к себе. У ее было странное чувство, что она делает это в последний раз, и ей не хотелось размыкать объятия. Она вытерла лицо дочки и снова поцеловала ее. Потом она покормила Фару из бутылочки и переодела ее в красное платье в горошек, которое сшила сама. Фара играла золотой цепочкой, висящей на шее Вазмы, — единственный подарок мужа. Вазма взяла ребенка, бутылочку с молоком и сумку и направилась к выходу.

Было восемь часов утра. Вазма зашла в соседний дом, где жили родители Вахида. Она передала Фару свекрови и дала той бутылочку с молоком, попросив покормить ребенка в десять утра. Потом она попрощалась, поцеловала Фару и ушла.

Спускаясь с горы, Вазма размышляла о том, что можно приготовить на обед. Дорога, по которой она шла, была пыльной и опасной. У нее ушло пятнадцать минут на то, чтобы спуститься к шумным дорогам Дех Афганана. Идя на автобусную остановку, она прошла два базара — на одном продавали фрукты, а на другом — овощи.

Продавцы спорили друг с другом, ведь каждый хотел, чтобы его лоток стоял на углу, потому что тогда он будет виден с двух сторон. В 8.45 Вазма была на автобусной остановке. Солнце поднялось уже высоко. Вазма заранее достала мелочь из кошелька, чтобы заплатить за проезд. Шум от машин и крики торговцев были слышны на большом расстоянии, даже на горе. Люди радовались приходу нового дня и были полны сил.

Вазма с нетерпением ожидала прибытия автобуса. Наконец она увидела его вдалеке. Когда он подъехал к остановке, она вместе с остальными людьми подошла к дверям. Внезапно она услышала звук, напоминавший свист, который становился все громче и громче. А потом раздался взрыв. Вазма обернулась и увидела огненный шар. Ее бросило на землю, из автобуса посыпались стекла. Он превратился в кусок оплавленного металла, из которого торчали куски стекла. Голоса торговцев сменились стонами раненых и криками ужаса. Густой черный дым постепенно заволок все вокруг, и люди не могли видеть дальше чем на несколько метров. На земле лежали тела и оторванные конечности. Пожилая женщина, которая стояла на остановке перед Вазмой, теперь лежала лицом вниз, и из ее головы текла кровь. Бомба упала между рынком и автобусом.

Вазма лежала на земле. Ей было тяжело дышать. Она не понимала, что случилось, и ничего не чувствовала. Полиция оцепила место взрыва, приехали машины «скорой помощи», чтобы отвезти раненых в больницу. За эти несколько минут жизнь Вазмы полностью изменилась. Периоды после бомбежки и до нее стали разными главами ее жизни.

В 80-х годах в Кабуле ежедневно взрывались бомбы, и горожане жили в постоянном страхе, даже ходить в школу или на работу было делом рискованным. Мы, дети, ничего не понимали в политике, не знали причин взрывов, но было имя, которое вызывало страх даже у нас, — Гульбедин Хекматияр, лидер одной из самых многочисленных группировок.

Войска Афганистана запускали российские ракеты, которые назывались стингерами. Они могли запустить до двадцати ракет одновременно. Мы привыкли к звукам, сопровождавшим пуск ракет, и знали, когда стреляют по моджахедам; тогда мы не прятались в коридорах и, продолжая играть на улице, говорили друг другу, что бояться нечего.

— Это наши ракеты, а не Гульбедина, — поясняли мы.

В то время ни я, ни мои друзья не задумывались над тем, что эти ракеты были нацелены на людей. Вот что война сделала с нами. Мы радовались, что наше правительство выпустило двадцать ракет по повстанцам. Мы были напуганы и возмущались, когда ракета падала на наш город, но не понимали, что наше правительство тоже виновно в ранениях и смертях мирного населения.

Иногда я думаю о том времени. Война приносит страдания и горе в семьи обоих участников конфликта. Некоторые шрамы настолько глубоки, что остаются навсегда и разрушают жизнь человека. Так случилось и с Вазмой.

Я встретила ее во вторую, более тяжелую половину ее жизни. Прошло семь лет со времени той бомбежки, теперь ей было двадцать четыре года. Я пришла к ней в центр социального обеспечения, созданный для того, чтобы женщины, которым ампутировали конечность, могли заработать себе на хлеб. Директор отвел меня в комнату, полную женщин, — все они шили одежду. Он указал на женщину с бледной кожей, которая трудилась над ярким традиционным платьем. Она выглядела вдвое старше своего возраста. Эта женщина работала без энтузиазма, возле нее стояли два костыля. Я подошла и представилась: