Нина Федорова - Уйти по воде

Но теперь оказалось, что жизнь и смерть сплетены тесно и неразрывно, еще на занятиях по рисованию ее учили, что самая густая тень лежит возле самого яркого света, и получается, если есть любовь и жизнь, то есть и страх и смерть, вот она и познала ее близко, ощутимо – ее неотвратимость и окончательность, и в бессвязной и бессознательной молитве Катя обращалась к Богу: Господи, но почему?

Ей казалось, пусть как угодно будет прекрасно на небе, сто раз она слышала сравнение: жизнь на земле – как жизнь в утробе матери, а после смерти и начнется настоящее, – но теперь, теперь она была убеждена: и на небе, и в Царствии Небесном нельзя будет не скучать по земле. Разве не жаль станет вот этого всего – города, полного зелени и тополиного пуха, полного людей, пусть грешных и тленных, но таких понятных и живых, ощущения руки в твоей руке, теплого ветра в лицо, пахнущего бесконечным ласковым летом?

Невозможно будет не скучать по этому миру, просто невозможно забыть его – пусть тленный, пусть грешный, ветхий и слабый, но этот мир все равно прекрасен Она не верила больше, не могла принять, что в жизни этой – мы только странники, что мы граждане неба, что все мы идем туда, вверх – нет, она выбрала землю, она стала земной, она вдруг полюбила – раз и навсегда – эту обычную грешную жизнь.

II

Внутренне она как бы позволила себе все. Отпустила вечно натянутые вожжи, махнув рукой на прежнюю жизнь, да и некогда ей было думать – слишком огромное чудо с ней сейчас происходило, чтобы думать о чем-то еще, все то новое, что она узнавала, наполняло ее такой радостью и счастьем, что и мыслей не было о выборе, который она отложила на «потом»

Костик уже приводил ее в гости, познакомил со своими родителями, Катя, кажется, им понравилась, во всяком случае они приняли ее тепло, они показались чем-то похожими на ее родителей – она даже поймала себя на неожиданной мысли: наверное, ее мама и папа были бы сейчас такими, если бы тогда, в девяностые, не стали православными.

Катя в первый раз очутилась у Костика в комнате – все ее удивляло, всего она касалась с умилением: здесь он жил, всё здесь было его, всё рассказывало о его жизни – книги, диски, гитары – акустическая и электро, усилитель, музыкальный центр, компьютер. Даже раритетные пластинки у него были – хотя пластиночных проигрывателей уже давным-давно не выпускали

– Закрой глаза и не оборачивайся, – сказал вдруг Костик, подойдя к ней сзади, когда она стояла возле шкафа с пластинкой в руках

Что-то тяжелое опустилось ей на плечи, руки утонули в длинных рукавах, и одновременно с командой «Открывай!» она с ужасом увидела, что на ней черная кожаная куртка – Костик надел на нее свою «косуху», страшное, «сатанинское одеяние», так пугавшее и восхищавшее ее всегда Она дернулась от неожиданности и какого-то суеверного страха, но от куртки пахло его запахом, таким родным уже, теплым, своим, и она тут же успокоилась, с любопытством потрогала блестящие молнии и заклепки, жесткую кожу, значки Костиковых любимых групп на лацкане, забавный вышитый скелетик на рукаве Даже, запахнув куртку на груди, кокетливо склонила голову на бок, как будто позируя Костик объяснил, что это его старая «косуха», раньше носил часто, а теперь надевает изредка только на концерты, по настроению.

– Тебе, кстати, идет. Ну, перестала теперь бояться?

Да, кажется, она перестала.

Не сразу, не до конца, но она перестала – точнее, постепенно переставала бояться. Она, наверное, в первый раз встретила человека, который показал ей, как можно смотреть на мир совсем с другой стороны Прямо как в мультфильме про «того, кто сидит в пруду» – расхожая истина о том, что нужно улыбаться миру, чтобы в ответ получить улыбку, вдруг материализовалась в наглядных примерах.

До нее это дошло в первый раз, когда Костик не испугался алкаша Катя-то их страшно не любила – запах, ужасный запах перегара шел от них, их бессвязное лепетание, мутные глаза – все отталкивало, отвращало, она всегда брезгливо морщилась, встречая пьяных, отворачивалась, торопилась скорее пробежать мимо, задержав дыхание. Тем более если они начинали что-то спрашивать, для Кати это значило одно: пристают с известными намерениями, ведь они изначально злы, агрессивны, мерзки.

А Костик не испугался Они шли через очередной двор, Катя пыталась скорее съесть мороженое из стаканчика, которое слишком быстро таяло на жаре и от того опасно кренилось набок, норовя шлепнуться самым лакомым куском под ноги, поэтому отвлеклась и не заметила, как к ним подгреб какой-то пьяный – невнятно что-то говорил, и даже – ужас! – тянул к Костику свою руку, грязную, дрожащую, отвратительную Катя увидела это в последний момент, вздрогнула, так что все-таки уронила мороженое… И вдруг увидела, что Костик улыбается и нисколько не выказывает отвращения.

Алкаш хотел узнать, который час, Костик ответил ему, тот все не хотел отвязываться, лепетал что-то, и тогда Костик ласково потрепал его по плечу:

– Давай, держись!

Тот не успокоился, еще и пожал Костику руку, лепеча уже что-то одобрительное, а потом удовлетворенно кивнул и пошел своей дорогой

– Ты что так испугалась?

Она стояла растерянная и испуганная, держа в руке размякший липкий стаканчик, из которого выпало все мороженое, и тут ей стало ужасно стыдно.

Ужасно стыдно было потому, что он, неправославный и некрещеный Костик, видел в этом пьянице человека, а она, православная девочка из воцерковленной семьи, даже не подумала, что вот это существо, которое одним своим видом портит прекрасный солнечный день, тоже человек, не хуже тебя, Катя, он тоже человек, а не какая-то грязь и мерзость, мимо которой нужно бежать, не дыша, чтобы не запачкаться А Костик, Костик даже похлопал его по плечу, даже руку ему пожал, даже приободрил его, потерявшего человеческий облик, потому что он видел этот облик, а Катя – нет, не видела она ничего. Она умела только видеть врагов, здесь она была виртуозом А любить – это такие высоты, извините, нам до них расти и расти, сначала надо соблюсти устав, ходить в правильной юбке и правильном платке, искоренить все грехи, стяжать непрестанную молитву, достичь смирения, а уже потом, потом мы будем говорить о любви. Как учил отец Митрофан? Сначала научитесь соблюдать хотя бы заповеди Ветхого Завета, а потом уже будете замахиваться на Новый. Сначала не блуди, не укради, почитай отца и мать. И только потом возлюби ближнего своего?. Так что о любви поговорим потом, может быть. И осторожно Общо Прописными истинами Чтобы не дай Бог никакой отсебятины! Потому что это такое эфемерное понятие – любовь, что сразу отдает какими-то протестантами, баптистами или как их там? Как бы в ересь не впасть. Нет, нет, нам – аскеза, нам – чем суровее, тем лучше, батюшка не должен быть ласковым, улыбаются всем только американцы и сектанты, хотят привлечь, а мы с суровыми лицами, но зато правильные, зато на верном пути – мы никого не привлекаем, нам это не надо, у нас трудно и тяжко, пусть знают наших! Мы – истинные христиане. Наша вера – правая, так что сам придешь, если Бог приведет, зачем все эти сопли, улыбки, сироп? Царствие Небесное нудится Постами, правилом, хождением в храм и самоуничижением на исповеди, постоянным повторением «я, грешный и недостойный», искоренением в себе ростков инакомыслия, ереси, своеволия Страданием, в конце концов! Кто тут забыл о главном – о страдании? Какие улыбки вы еще хотите увидеть?