Филип Дик - Голоса с улицы

Быть может, этот стержень, этот внутренний Стюарт Хедли так же безумен, как Хорас Уэйкфилд? Что если под маской приветливости пряталось умалишенное, неуравновешенное существо, жаждавшее вылезти наружу, разъяренная воющая личинка, изо всех сил пытавшаяся выбраться на свет и ползать на брюхе: склизкая, странная, не похожая на человека, диковинная, неприятная?

В «Здоровом питании» ничего приятного не было.

Не было ничего привлекательного и в Хорасе Уэйкфилде с его поясом от грыжи, косметическими салфетками и очками. В его морщинистом лице, в стеклянных глазах этих людишек, напоминавших чернослив, чувствовалось что-то косное, затхлое, нездоровое. Над ними нависал болезненный смрад, но это было не обычное, а какое-то глубинное заболевание. Уэйкфилды олицетворяли собой городской тротуар, на который все сморкаются и плюют: их покрывал засохший слой грязи – такой застарелой, что в ней уже невозможно узнать грязь. Она больше напоминала воск. Или лак. Личико Уэйкфилда было тщательно налакировано отбросами: под этой маской он улыбался, разговаривал, занимался делами. Он отполировал ее до блеска и гордился этим.

Как только в памяти всплыл образ Уэйкфилда, Хедли стало не по себе, как будто Уэйкфилд был его собственным порождением – исчадием его души и тела. Хедли вдруг захотелось разбить отполированную, ломкую скорлупу Хораса Уэйкфилда, и на миг его посетила фантазия, галлюцинация: маленькая головка раскалывалась, точно высохший стручок, а мозги Уэйкфилда рассыпались крошечными сухими горошинами, гонимыми ветром. Вероятно, эти семена должны были прорасти и пустить корни в каком-нибудь темном, склизком месте, питаясь влагой и тишиной. Племя Уэйкфилдов пробивалось из ночной почвы, подобно грибам.

Хедли поразила собственная фантазия: как он мог ударить столь безобидного чудака? Он представил, как тело Хораса Уэйкфилда разлетается от прикосновения на части: очки отскакивают в одну сторону, а голова, ноги и пояс от грыжи – в другую. Хорас Уэйкфилд был болезненной частичкой его собственного сознания, и Хедли померещилось, как он топчет сморщенное высушенное тельце, пока от него не остается и следа. В детстве он точно так же наступал на дождевики, росшие в грязных вашингтонских полях.

Хедли охватил стыд, разрушивший фантазию. Стюарт невольно вспомнил один эпизод из раннего детства и попытался снова загнать его в потаенный уголок сознания, чтобы не думать о нем, не наполнять его жизнью.

Пятилетний мальчик быстро бежал по желтому мокрому снегу и льду. На нем были красные варежки, брючки, галоши и надвинутая на глаза вязаная шерстяная шапочка. Что он делал? Неумолимо, решительно гнался за девочкой, сжимая в руках детскую тяпку. Он жестоко бил девочку на ходу, а она ревела и кричала, и оба мчались через поле между зданием средней школы и спортзалом. На полпути – воспоминание цепко засело в памяти – мальчик свирепо ударил тяпкой по детской голове. Девочка с воплем упала лицом вниз на мерзлый гравий, а Стюарт Хедли, утолив злобу, развернулся и быстро побежал обратно.

Казалось невероятным, что он мог совершить нечто подобное. Видимо, девочка что-то сказала, как-то намекнула на его заикание. В детстве Хедли заикался: мысли и чувства намертво застревали в горле. Она смеялась, дразнила его… и получила по заслугам. Но сам он провел полгода в муниципальной спецшколе для проблемных детей.

– Эй! Вы что, спите?

Хедли крякнул и поднял глаза.

– Ваш сандвич и «кола», – весело смеясь, продавщица подвинула к нему тарелку. – Просыпайтесь.

– Спасибо, – сказал Хедли и с радостью вернулся к реальности. – Большое спасибо.

Застенчивая, простодушная девушка замешкалась, ее щеки игриво разгорелись.

– Что скажет ваша жена, если узнает, что вы здесь сидите? Неужели она не готовит вам ужин?

На левой руке Хедли виднелась золотая полоска обручального кольца. Он смущенно погладил его:

– Ей сегодня нездоровится.

– Да что вы говорите, – сказала девушка, облокотившись на прилавок. – Не морочьте мне голову. Могу поспорить, что вы вышли погулять. Ведь сегодня суббота.

Хедли съел сандвич, тарелку жирных картофельных чипсов и выпил «колу». Он безразлично запихивал все это в рот, витая в облаках, а вместо девушки видел лишь неясную фигуру в белой хлопчатобумажной одежде. Хедли коротал здесь время, остававшееся до начала лекции. Он бесцельно бродил в одиночестве, без Эллен, пытаясь как-нибудь убить два часа, чтобы затем отправиться в Зал Стражей вместе с остальными – всеми этими Уэйкфилдами и навязчивыми расфуфыренными старухами.

Откуда берутся эти богатые пожилые женщины? Что их так сильно привлекает? Где бы ни возникло движение подобного рода, тут же появляются толстые старухи с деньгами и массой свободного времени. Что бы вы ни делали и что бы ни говорили, они все оплачивают, предоставляют помещения для собраний, пускают в ход связи и внимательно слушают. Разве у них больше ничего нет в жизни? Неужели они по-прежнему остаются неудовлетворенными, несмотря на огромные дома, «крайслеры», шмотки и деньги?

Какая-то загадка.

Да, это кое-что объясняло. Богатые старухи отличались от Хораса Уэйкфилда: изнуренный продавец цветочного магазина жил в однокомнатной съемной квартире с крохотной кухонькой – в стерильной, опрятной клетушке, где не слышалось пения птиц и где ничего не согревало голые ковры и стены. Секта привлекала людей различного типа – капризных старух и немощных продавцов; Хедли также заметил ряды серьезных негритянских лиц. Что общего между дюжими неграми и обильно надушенными старухами? Разнорабочие с женами – их он тоже заметил. Еще молодежь – горстка щуплых набожных ребят, которым, наверное, не хватило мест в «Молодежи за Христа» [16] «Молодежь за Христа» – международная протестантская религиозная организация, основанная в 1946 г. . Ярые молодые фанатики.

Ну и, конечно, он сам.

Хедли вновь охватило уныние. На краткий миг показалось, будто раскрылось его подлинное «я», которое, едва всплыв на поверхность, тут же попало в ловушку. Каким бы оно ни было отталкивающим, убогим и страшным, это и есть настоящий Стюарт Хедли: очередной Хорас Уэйкфилд. Он испытал отвращение, представив себя продавцом с постной рожей, поясом от грыжи и персональной коробкой косметических салфеток… По крайней мере, Хедли выявил собственную сущность. Правда, затем снова ее утратил. Он опять запутался: Стюарт Хедли собирался на лекцию Бекхайма, но это не объясняло, кто такой Стюарт Хедли и что он из себя представляет.

Возможно, он чокнутый, а может, и нет.

– Что-нибудь еще? – спросила девушка, когда он отодвинул тарелку. – Десерт? Мороженое? Могу поспорить, ваша жена каждый вечер готовит вам ужин, штопает вам носки и заботливо укрывает вас на ночь одеялом. Вы же такой беспомощный… Весь прилавок «колой» залили, – затем она с легкой завистью добавила: – С вас шестьдесят пять центов. Если хотите, можете взять еще кофе: доливаем бесплатно.