Филип Дик - Время собираться

– Сегодня тебе какое-то время казалось, что и ты не прочь побегать по солнышку.

– Да, пробежала бы метров десять и упала замертво. А теперь дай мне спокойно полежать с закрытыми глазами. Не дразни меня. Видишь, я расслабилась и отдыхаю. Надо бы порекомендовать всем пациентам нервных клиник заниматься этим. Это дело творит чудеса.

– Это же моя теория. Я сам живу по ней уже много лет.

– Знаю, – ответила Барбара.

Верн заглянул ей в лицо, такое близкое, но понять, что оно выражает, не мог. Ее глаза были закрыты. Он наклонился вперед и слегка коснулся губами ее лба.

Она нахмурилась.

– Прекрати! Без глупостей.

– Вот как? Странно! Значит, против моих поцелуев ты возражаешь, а все остальное – пожалуйста.

– Остальное мне нравится. В конце концов, у меня уже почти шесть месяцев ничего не было.

– И у меня почти столько же. Большинство девушек, которые работают в Компании, интересуются только моей шкурой, как трофеем, чтобы повесить ее на стену.

– Борьба. Ты дрожишь за свою шкуру, а девушка – за драгоценность, которой она больше всего гордится.

– Стоит им тебя запереть, и они бросают работу. Такова психология работающей женщины. Для них это способ выбраться из мясорубки. Другое дело девушки из колледжа. С ними все наоборот. Брак только мешает им получать удовольствие от жизни.

– Тебе тоже. Вот почему ты из ничего можешь раздуть целую историю.

Верн согласился.

– А как же я? По-моему, ни под одну из этих категорий я не подхожу.

– Такое тоже бывает, – признал Верн. Помолчал. Потом сказал: – Ну что, может, хватит на сегодня? Продолжим как-нибудь в другое время.

– Не будь таким самонадеянным. В другой раз мне, может, не захочется. Так что пользуйся, пока есть возможность. Который сейчас час? Я не вижу часов.

– Еще четыре часа у нас есть. Все идет, как предполагалось. Ну что, продолжим?

– Ради бога! – сердито отозвалась Барбара, слегка поерзав. – Начинай уже.

– Да, как говорится, синица в руках лучше журавля в небе.

– Или, как ты еще любишь говорить, в море полно рыбы.

Верн кивнул.

Наконец он сказал:

– Знаешь, прости. Но даже если мы просидим здесь еще месяц, у меня все равно ничего больше не выйдет. – Он ждал ее реакции. Но она молчала. Просто лежала с закрытыми глазами и глубоко дышала. – С тобой все в порядке?

Ответа не было.

– В чем дело? – спросил Верн. Ее лицо было странным, оно как-то подергивалось. Мускулы вокруг рта напряглись, сжались. Потом задвигались. – Ради бога, скажи что-нибудь. В чем дело?

– Верн.

– Да? Что не так?

– Верн, что-то случилось.

– Что могло случиться?

– Не знаю. – Распахнув ресницы, она уставилась на него широкими от ужаса глазами. – Пусти меня.

Он помог ей встать. Она стояла, дрожа, прижав кулаки к щекам.

– В чем дело? Тебе плохо?

Она потрясла головой.

– Не знаю. Может, все дело в психологии. – Она попыталась улыбнуться. – Сама не знаю.

– Тебе нигде не больно?

– Нет. – Ее голос перешел в шепот.

– На что это было похоже?

– Верн, дай мне мою одежду.

Он подал ей со стола вещи. Она одевалась торопливо, дрожащими руками. Закончив, села на матрас и завязала туфли. Все молча.

– Теперь у тебя все хорошо? – спросил Верн.

– Да. – Ее лицо застыло и побледнело, как мраморное. С него сбежали все краски. Руки посерели. Он видел, как у нее стучат зубы. На лбу и на губах выступили бусинки ледяного пота.

– Бога ради, – повторил встревоженный Верн. – Может, скажешь, в чем дело?

– Помнишь, что ты говорил?

– Что я говорил? Когда? О чем ты?

– Про… про момент. Выбор.

– Да.

– Верн, что-то произошло. Ты разве не почувствовал?

– Я не понимаю, о чем ты.

Она смотрела на него.

– Ты ничего не почувствовал?

– Мне стало холодно. Но это было даже приятно. Из-за жары. Ты про это?

– Нет, я не про это. – Она потерла лоб. – Случилось что-то ужасное. Что-то проникло сюда. Как во сне. Вплыло сюда, холодное и полупрозрачное, как будто из тумана…

Оба замолчали.

– Сначала было приятно, – сказал Верн. – До этого было очень жарко. Наверное, я не так отчетливо ощутил это, как ты.

– Оно ждало. Как во сне. Окружило нас и ждало. Когда можно будет войти в нас.

Верн задумался.

– Но мы ничего плохого не сделали. Люди все время этим занимаются. Даже самые лучшие из нас появляются на земле именно таким способом.

– Но что-то пришло. Пришло и ждало. Холодное и мертвое. И оно… оно залезло в меня.

– Что это было?

– Не знаю. – Барбара провела по глазам, вытирая их. – Я не знала, что здесь что-то было. Оно подошло ближе, уже когда мы… начали. Оно было здесь все время. – Она подняла на него полные слез глаза. – Оно всегда было здесь, дожидалось…

– Ради бога. Это же глупо. У тебя просто комплекс какой-то. Персонификация вины.

– Но ты ведь тоже почувствовал.

– Нет. – Но на самом деле он чувствовал! И он облизнул губы.

Барбара наблюдала за ним.

– Ты почувствовал. Я вижу. Не так сильно, как я, но почувствовал. Что бы ты ни говорил.

– Ладно, – бросил Верн нетерпеливо.

– Верн?

– Что.

– Это было похоже на приговор. На проклятие. Как будто мы теперь… обречены.

Верн фыркнул.

Немного погодя Барбара сдавленно предложила:

– Может, нам лучше вернуть матрас на место?

Подняв матрас, они водрузили его обратно. Верн руками втолкнул его на место. Кровать приняла свой прежний вид.

– Ну вот, – сказал Верн.

Оба сели на постель. Барбара по-прежнему выглядела потрясенной и бледной. Она дрожала.

– Я замерзла. Мне холодно. Холодно и липко. Я как… как прокаженная. Как черви и мокрые могильные камни. Могила. Холодный, сырой камень.

Она взяла его ладонь и приложила к своему лицу. Он вздрогнул и выдернул руку. Ее кожа и впрямь оказалась застывшей и влажной. Он сглотнул, потирая руки.

– Это реакция. Психическая реакция.

– Я так ужасно себя чувствую.

– Знаю.

Они смотрели на пол. И молчали. Наконец Барбара повернулась и отдернула штору. Желтый солнечный свет хлынул в комнату, ослепив их на мгновение. Они зажмурились.

– Так-то лучше, – сказал Верн.

– Верн, нам не следовало это делать. Вот что это было. Мы сами накликали это на себя. Сами впустили это сюда. Это наша вина. Мы… мы причина всему.

– Почему? Люди делают это…

– Это другое.

– Почему?

– Мы продолжили с того, на чем остановились четыре года назад. Это неправильно. Нельзя вернуться обратно. А мы вернулись. Даже хуже, чем вернулись. Еще хуже.

– Почему?

– Мы взяли оттуда все самое плохое и ничего хорошего. Совсем ничего хорошего. Одна сплошная грязь, кровь и слякоть. Механические действия. И никаких чувств. У нас не было чувств, чтобы превратить это во что-то большее. Когда я просила тебя об этом, мне казалось, что я… сама не знаю. Не знаю, что мне казалось. Мне хотелось что-то найти. Это я виновата. – Она посмотрела на него, как бы защищаясь. – Но и ты тоже виноват.