Сергей Саканский - Наблюдатели

Z=26

D=4

R=18

G=7

L=12

Попробуем в строчку.

264-18-71-2

Не получается. Такого телефона не может быть.

Мои пальцы дрожат над клавиатурой, оказывается, у меня довольно кривые, нескладные пальцы… И тут мне приходит в голову другой ключ к шифру:

Z=1

D=3

R=4

G=5

L=9

Тогда получаем:

134-53-59

Обычный московский телефон, где-то на Ленинском проспекте…

Ключ не в порядковом номере буквы по алфавиту, а в ее позиции на клавиатуре, если считать слева направо.

Ну что ж! Позвоню по этому телефону, и тогда… Что – тогда ?

Допустим, по этому телефону проживает любовник.

– Здравствуйте, вас беспокоит Микров Иван Сергеич, я муж Елены Васильевны Хромовой, той женщины, ну помните, вашей любовницы – кхе! Я ее только что убил, утопил, так сказать, в ванной… Вот этими кривыми пальцами груди ее сжимал… Отутил я ее, как утку…

Я вдруг понимаю, что все это время шел по ложному следу. Я смеюсь – это маразм какой-то, песня злого криптографа на фоне полной луны…

И я просто нахожу файл diary, запечатанный паролем, кликаю на нем. Ввожу в окошко – ZDRGL – и передо мной открывается текст ее дневника.

Оказывается, я могу дышать под водой… И вижу из-под воды свою ванну… Этот кафель, который моим рыбьим глазам кажется выпуклым.

Я вижу кран, который кажется расширяющимся, словно старинное ружье. Нацеленное мне прямо в лицо…

Зачем? Зачем еще и ружье, если я и так уже умерла…

Стоп… Ничего не понимаю. Это ведь думаю я, и никто другой. Почему же я думаю как будто от лица своей жены? Мертвой уже жены…

Боже, какое убожество!

Свершилось – я полюбила другого!!!

Немыслимо!

Я другого мужчину люблю. Я этого мужчину хочу…

Оказывается, моя курица все же с кем-то трахалась – в лесу, в машине…

Имени его я назвать не могу. Святое имя его…

Интересно.

Что в имени минет…

Я возвращаюсь в ванну и долго смотрю на тело. Вот ты, оказывается, кто. Инопланетянка. Поябушенька.

Вода успокоилась, пена растаяла, но еще теплая эта вода. Странно, чудовищно. Как там было?

Хочу лизать, бесконечно лизать его яйца, сосать его соски…

Странное дело. Когда убивал – инопланетянина убивал, а сейчас передо мной моя жонка лежит, любимая женщина. Значит, какой-то другой мужчина ей в эти груди кончал. Что она прилежно описала в своем мерзком дневничке…

Возвращаюсь в кабинет, читаю:

Вчера мы трахались раком. И он в ночь уехал, я не перенесу этой разлуки в любви. Мы трахались у него на квартире, и это была его идея, потрахаться именно раком, всеми разновидностями рака, и лёжа на боку, и сидя. Он хотел проверить, выдержу ли я эту боль, это наслаждение, и на четвёртой или пятой перемене ввёл мне в зад без вазелина, но я не закричала – я заплакала, шепча: мамочка, спасибо, спасибо, мамочка моя!

Может быть, все это выдумка просто? Эротическая фантазия стареющей самки? Что-то вроде «Дневной красавицы…»

Нет. Слишком предметно оно.

Сначала он долго мои губы лизал. Потом попросил язык высунуть наверх, и стал мой язык снизу лизать. Потом попросил высунуть язык наниз, и стал его сверху лизать. Потом поставил меня раком и три пальца засунул в меня во все мои дырочки три. Я стала извиваться, всем его пальцам подмахивать. А он член мне в подмышку ткнул. У меня там потно уже было, и заскользил хорошо. Застонал. А мне не щекотно, потому что возбуждена я. Резко выдернул, и, вскрикнув, кончил. Я спиной почувствовала капли. Размазал. У Микрова никогда столько спермы не было. В три глотка умещается, в три глотка… Какая же я дрянь!

Где это я слышал это слово – наниз? Совсем недавно… Три пальца в нее, стало быть, засунул. Брызнул на спину. А я потом эти губы целовал.

Теперь надо избавиться от трупа. Самый простой способ – расчленить. На этом и остановлюсь.

Только не надо делать это так кустарно: куски трупа найдут и идентифицируют. По родинкам, что ли… Им не докажешь, что убит был и вовсе не человек. А женщина. Курица какая-то – не птица.

Вдруг внутри этого трупа какая-то другая анатомия? Сердце под черепной коробкой… Мозг под брюшиной или в районе матки…

Нет, я когда-то любил слушать это сердце, прижавшись головой к ее груди, засунув ее сосок себе в ухо…

Думаю, нужно перемолоть мышцы, жир и субпродукты на мясорубке и по ложечке спустить в унитаз. Кости раздробить и отправить туда же. На подобную работу понадобится не менее трех дней.

Или этот труп и вправду внутри пустой, и при первом же надрезе оттуда выскочит таракан, вопьется мне в пальцы…

Нет, не пойдет. Думаю, что у ментов существует специальный аппарат, который определяет, была ли совершена в данной квартире расчлененка или нет.

Допустим, муж заявил о пропаже жены. Первое что делают менты, это входят в квартиру с аппаратом. На запрос о расчлененке аппарат отвечает: Yes.

Конечно, аппарат всегда отвечает: Yes, даже если жена просто убежала с любовником.

Это как при самоубийстве жены – в любом случае обвинят мужа. И посадят по статье «доведение до…»

Это как индикатор онанизма, который продавался в аптеках в 60-е годы, только для взрослых.

А ведь если жена не из-за мужа покончила с собой, а из-за любовника? Все равно обвинят мужа. И посадят мужа в тюрьму, где его сразу начнут ебать в жопу. Из-за женщины, по их суровой уголовной морали. Достигая оргазмов. А любовник вздохнет, загрустит, в церковь сходит, свечку поставит. И новую чужую жену найдет…

Как же безумен этот мир, как непоправимо болен он.

Метастазы…

Устройство было простое, механическое, на том же принципе что и шагомер. Бдительные родители устанавливали его под кроватью мальчика. Основу устройства составлял маятник-метроном. Если мальчик дрочил, то метроном раскачивался, сочлененный механизм отмечал колебания, и стрелка начинала свой бег по циферблату.

Индикатор расчлененки работает на химическом принципе. Его, наверное, можно обмануть: например, перед расчлененкой залепить стены и потолок прозрачной синтетической пленкой для парников.

Водочка-то моя кончилась. Но у нее еще бутылка была. Дешевка какая-то, для сантехника. Но все равно уже.

Иду в кухню, открываю холодильник. Нет нигде. Ищу по шкафам. Нет и нет.

На улицу бежать? Но, кажется, будто сейчас первый, кто меня встретит, скажет в лицо:

– Убивец!

– Кто убивец?

– Ты убивец. Вы и убили-с, Родион Романович…

Но нет. Он-то топором убил, а надо было в ванной утопить. Но тогда не было в тех домах ванн. А Топоров есть такой, писатель. Пили с ним как-то, на похоронах Коли Дмитриева…

Брежу…

В принципе, если превратить ее в фарш, то фарш этот можно просто отнести на улицу, в мусорном ведре. А собачки съедят.