Мариуш Вильк - Волок

Державин, увидев, что дело плохо, предпочел, как и подобает поэту, устраниться. Предпочел живописную дорогу — решил объехать свою губернию: от Петрозаводска до Кеми на Белом Море (чтобы объявить Кемь городом) и обратно через Онегу, Каргополь в Петрозаводск.

Во время путешествия он вел дневник (исследователям известный под кратким названием «Поденная записка»). Единственным описанием Карелии на тот момент было… «Описание» Тутолмина (до сей поры неизданное!). Разница между описанием Карелии Тутолмина и Державина заключается в том, что Тутолмин носа из Петрозаводска не казал и описал Карелию на основе того, что собрали по его поручениям другие люди, в то время как Державин лично двинулся в путь — верхом и на лодках.

К Кивачу подошли по реке Суне. «Дикость положения берегов, — записал Державин в дневнике 19 июля 1785 года, — и беспрестанные видов перемены ежечастно упражняют взор. Проехав 3 версты, река была покрыта пеною, и чем ближе подъезжали, тем пена сия была густее и, наседая на берега, казала оные как бы унизанными белыми каменьями. В версте от порогов показался в правом боку дым, который по мере приближения сгущался. Наконец, пристав и взошед на гору, увидели мы пороги сии. Между страшными крутизнами черных гор, состоящих из темно-серого крупнозернистого гнейса, находится жерло глубиною до 8 сажен; в оное с гор, лежащих к востоку и к полудню, падает с великим шумом вода, при падении разбивается в мелкие брызги наподобие рассыпанной во множестве муки. Пары, столбом восстающие, досягают до вершин двадцатипятисаженных сосен и оные омочают… Чернота гор и седина биющей с шумом и пенящейся воды наводят некий приятный ужас и представляют прекрасное зрелище».

Осмотрев Кивач, путешественники (губернатора сопровождал секретарь Грибовский и судебный исполнитель Емин) переплыли Онежское озеро поперек и высадились в районе старообрядческих скитов Выгореции. Там 7 августа Державин сделал наблюдение, для литературы о расколе уникальное. Итак, автор «Водопада» заметил, что выгорецкие богомольцы делятся на две категории: бедные, которые пашут на раскольников, и богатые, которым разрешается проживать в женском монастыре и иметь доступ к «прекрасным келейницам, чаятельно для большего в правоверии подвизания».

В Выгореции губернатор Державин добрался до Повенца, по сети озер и рек прошел Водораздел в том месте, где сегодня его пересекает Беломорканал, и на Белое море вышел в Сум-Посаде.

Дальше они поплыли вдоль Поморского Берега (как это делали поморы), посещая попутно прибрежные селения. 18 августа Державин записал, что бедные лопари едят хлеб из сосновой коры или из соломы и пухнут — на вид дородны, но на поверку хилы. Он также сделал первое скрупулезное описание карельских лыж, называя их на шведский манер «шукши». После чего подчеркнул, что Петр Великий именовал лопарей птицами, летающими на деревянных крыльях и кормящимися древесной корой.

Наконец путешественники добрались до Кеми. А там, как выяснилось, отсутствовали не только какие бы то ни было — якобы подготовленные — местные учреждения и чиновники, — но даже попа сыскать оказалось трудно — тот косил сено на каком-то прибрежном острове. В конце концов попа привезли, он этот поселок покропил — и «стал город Кемь».

После возвращения в город Петрозаводск выяснилось, что и положение у губернатора незавидное, и картина губернии в его «Записке» сильно отличается от Карелии, изображенной Тутолминым в «Описании». Державин провел еще несколько последних «чисток», после чего скрылся — по-английски — сказав, что собирается объехать южную часть Олонецкой губернии. И — только его и видели.

Петрозаводские чиновники долго дивились: Гаврила Романович растаял, будто призрак.

Кстати, о древесной коре… Впервые меня осенило в соловецкой бане — несколько лет назад. Два пацана там поругались, может, выпили, а может, так просто. Во всяком случае шум подняли, один другого матом обложил, дело дошло до кулаков. А старик, вытиравшийся рядом, проворчал себе под нос: «Видать, каши сосновой никогда не хлебали». Запомнилась мне эта сосновая каша.

Позже, готовясь к походу по карельской тропе, я читал пожелтевшие журналы позапрошлого века — разные «Записки Императорского Русского географического общества», а также «Чтения в Обществе истории и древности России», — выискивая подробности быта людей, некогда обитавших на территориях, через которые пролегала наша тропа, потому что в журналах прошлого столетия можно обнаружить лишь сведения о классовой борьбе. Внимание мое привлекли регулярные, словно рефрен, упоминания о том, что население Карелии питается древесной корой, особенно в неурожайные годы. Например, Ефименко, первая в России женщина-доктор исторических наук (из ее работ Маркс с Энгельсом черпали знания о русских артелях), так вот, Александра Ефименко писала, что причины подобной нищеты были разные: трудный для сельского хозяйства климат, непосильные подати, нехватка соли…

С другой стороны, есть основания полагать, что не нищета заставляла карелов есть кору, а — просто-напросто — вкус сосны. В рунах карело-финского эпоса «Калевала» можно найти такие строки:

Хлеб из сосновой коры и похлебка из соломы не раз привлекали внимание моих предшественников, путешествовавших по Карелии в XVIII и XIX веках. Упоминали кору ученый Иван Лепехин и академик Озерецковский, Шахматов, Державин и Пришвин… Державин привел даже несколько кулинарных рецептов с использованием коры. Например: «Хлеб из сосновой коры следующим образом приготовляется: по снятии коры очищают оной поверхность, сушат на воздухе, жарят в печи, толкут и прибавляют муки, замешивают тесто и пекут хлеб». Или: «Берут и рубят намелко концы колосьев и солому, сушат, толкут и мелют, присыпают муки и приуготовляют хлебы».

(Кстати, Брат утверждает, что сосновую кору ввели в северный рацион православные пустынники. В пустынях Севера ни оливковые деревья не растут, ни смоковницы, как в Египте или Сирии. Но чем-то же питаться надо. Вот и изобрели старцы северные блюда: сосновую кору, лист клюквы да белый мох.)

Древесная кора и солома оставались в местном меню и в более поздние времена. Старик Васильич рассказывал мне в Харлушине, как делаются сочни, что-то вроде оладьев из сосновой коры:

— Сперва срезаешь молодую сосну и счищаешь с нее одеревеневшую кору, затем гитарной или балалаечной струной снимаешь последний древесный слой, сочный, аж течет по подбородку — он всего вкуснее свежий, — остальное сушишь, толчешь в ступке и добавляешь муку, мороженый или гнилой картофель, можно березовые стружки, корневища аира или мох, все вместе замешиваешь, как тесто, лепишь тонкие лепешки, заворачиваешь в них окуня или леща — и печешь.