Манес Шпербер - Как слеза в океане

Тут он умолк, словно его кто ударил по губам, вытерся тыльной стороной ладони и отошел на свое прежнее место. Чтобы прервать молчание, Джура сказал:

— Люди из Крелаца будут делать то же, что и вы. Вы только должны подать пример, и это честь для Ябницы.

Все это я уже описывал, подумал Джура устало. Жвачка какая-то. Сейчас будет говорить кто-нибудь из молодых, потом один из старейшин… Театр, спектакль для людей, у которых мозги медленно работают, им сначала надо все разжевать, а потом еще раз повторить сначала.

Наконец старейшина завершил свою речь так:

— Что хотелось бы знать, так это — кто же будет в конце концов победителем. И если ты считаешь, что всем нам надо принять одну сторону, тогда нельзя блуждать в потемках, тогда нужно быть на правильной стороне. Можешь ты поклясться, что вы победите? Я имею в виду не этой ночью, а в самом конце? Город внизу, он небольшой, но, как и все города, продажен, как проститутка. Каждый победитель — для него желанный клиент. А мы здесь, нам приказывают лишь вступить в драку, и если уж мы непременно должны это сделать, то прежде чем…

Джура прервал его:

— Да, я клянусь вам, мужчины Ябницы, что в конечном итоге мы будем победителями. Америку еще никто не побеждал, Америка на нашей стороне. Английского короля тоже еще никто не побеждал, и он с нами. И Россия с нами, бескрайняя, необъятная Россия, с такой легкостью проливающая свою кровь, что течет нескончаемой рекой. — Он встал, взял в руки лампу и поднял ее до уровня глаз. Потом вскинул голову и торжественно произнес: — Подлинное правительство — это не правительство убийцы Павелича, а то, другое, что в подполье, но несмотря на это — могущественное, и от его имени я призываю вас выделить на сегодняшнюю ночь пятнадцать сильных мужчин призывного возраста, чтобы они могли принять участие в спущенной нам приказом военной операции.

Джура поставил назад лампу, энергично, но с осторожностью, потом сел. Разве он не описывал и этого? А если так, тогда ему должно быть известно, что последует затем: молчаливый совет крестьян, которые будут смотреть друг на друга, а потом, согласные, медленно, один за другим, кивать старейшине. Наконец тот заговорил:

— Так ты говоришь: пятнадцать человек. Сколько же это на самом деле? Ведь трое из наших уже давно у вас. Четверо, которые в последнюю ночь спустились вниз, тоже не вернулись назад, значит, мы дадим вам еще восемь человек, вместе и будет пятнадцать. Скажи своему правительству, что даже самому императору Францу Иосифу мы не давали больше.

Джура знал, что нет смысла отвечать на эти слова. Он даже не поднял головы, чтобы увидеть на лицах мужчин смешанное чувство напряжения, гордости и хитрого задора. Он молча выложил на стол большую пачку сигарет. Те, кто стоял дальше от стола, подошли и тоже взяли по одной. Потом Джура встал и сказал:

— Уже поздно, мне нужно немедленно в Крелац, чтобы набрать там двадцать человек. Тоже хорошие парни. Не лучше ваших, что верно, то верно, но и не хуже, чем, например, ваш Марьян, который пришел со мной и поведет ваших на место, где они должны собраться самое позднее через час. Ты, взводный, примешь на себя командование, раздашь гранаты, что будут там. Как только выберетесь из садов, никаких разговоров и никаких сигарет. Итак, через час в оливковой долине. А теперь мне нужна лошадь и хорошее седло. За эти месяцы зад мой сильно отощал.

Они засмеялись, а один из них сказал:

— Зад-то, может, и отощал, а голова-то разбухла.

— Не от твоих премудростей, — молниеносно парировал Джура, — и не от искусных расчетов вашего хитроумного старейшины, который до сих пор не знает, что хотя вино и оливковое масло и мерят различными сосудами, но собственную кровь не мерят и не взвешивают.

— Ну, конечно, — ответил старейшина задумчиво, — у власти тысячи городов и деревень, и в конечном счете, может, это и не так много. Я же — старейшина маленькой деревни Ябницы, и я не могу не быть скупым, когда дело касается ее крови. Если те, из Крелаца, дадут тебе столько же мужчин, сколько мы, — тогда хорошо. А если меньше? Тогда столько наших, насколько их будет больше, тут же повернут оглобли назад. Вот тут, где мы сейчас находимся, мой дом. И ты не покинешь его, пока не выпьешь вина. И убедишься, что я вино не мерю.

Тихая ночь, не холодная для января, но и не то чтобы уж очень теплая. Звезд не видно. К утру может пойти дождь. Но до начала дня далеко, еще целый час даже до полуночи. Те, кто не покинул редюита, уже знали, что все пока выходило удачно. Под командой Джуры собралось сорок два человека. Двенадцать из них лежали в засаде недалеко от дороги, которая вела из города наверх в Ябницу, примерно в трехстах метрах от редюита. Если усташи решат нападать с тыла, то им придется подняться по дороге вверх или, во всяком случае, перейти ее как раз в том месте, где она огибает оливковую долину с юго-запада. Девять парней из Крелаца перекрывали подход к долине с другой стороны дороги. Двадцать три человека рассеялись по долине между оливковыми деревьями. Некоторые дремали, другие шептались друг с другом. Они были в резерве, их должны были перебросить туда, откуда придет нападение, с тем чтобы потеснить врага.

Но Мара и Сарайак рассчитывали на лобовую атаку. Сначала Гркич выведет через лесок, тянувшийся от кладбища наверх к плато, свои фланги, скорее всего человек по тридцать на каждом и самое меньшее с двумя пулеметами, а потом, когда фланги очистят первую линию обороны, он атакует с центра основными силами и соединится со своими флангами наверху. Только на втором этапе во время массированного натиска на последние окопы и оба здания Джура должен был после быстрого обходного маневра напасть на врага сзади и, оттеснив хотя бы один из флангов от остальных сил, зажать его и уничтожить или, по крайней мере, заставить отступить. Если это удастся, то засевшие на редюите «зеленоборцы» перейдут в наступление на Гркича и соединятся с отрядом Джуры.

Бойскаутские игры на пересеченной местности, думал Джура, сидя на каменной осыпи чуть выше трех своих связных и то и дело поглядывая вверх на павильон. Таковы, вероятно, все битвы, большие и малые. Недостойная взрослого человека, абсолютно бездарная хореография. Если бы они не были связаны со смертями, никто бы, наверное, никогда и не вспомнил о них. Фланги, фланговая атака, основные силы, брать штурмом, обходить, окружать, прорываться — спокон веков одно и то же. И за все это юнцы удостаиваются славы и почестей в старческом возрасте: памятников и высокого пенсионного содержания.

— Как-то подозрительно тихо, — шепнул ему Марьян.

— Почему подозрительно? — спросил Джура.

— Не знаю. И кроме того, не так уж тепло, можно сказать, совсем не тепло, — продолжил юноша. — Если мы вот так всю ночь просидим в холоде, возможно, еще и дождь пойдет, а у нас лица вымазаны сажей, а потом так ничего и не будет, и мы все такие вернемся рано утром назад в деревню, над нами будут смеяться, вот и все, что я хотел вам сказать.