Сергей Саканский - Человек-тело

Вика училась в коммерческом техникуме, приехала в Москву из Обояни, где жила ее семья, и снимала квартиру на троих со своими сокурсницами. Вчера ее друзья устроили вечеринку, она пошла туда, не догадываясь, какая ее ожидает западня.

— Сначала нас уговорили принять какие-то таблетки. Я, в общем-то не против легких наркотиков. Это ужасно, правда? Наверняка же вы так думаете. Все вокруг курят траву, многие ходят в клубы, на дискотеки, там глотают экстази, чтобы беситься до утра. То, что нам дали, как уверяли ребята, было вполне безобидным. Но не прошло и получаса…

Она вдруг встала, принялась ходить по комнате, продолжая свой рассказ. Я следил за нею, выворачивая глаза. Она одновременно занималась двумя делами: говорила и рассматривала мое писательское логово, цветы на подоконнике и книги на стеллажах. Волосы поминутно падали ей на лоб, она то дула на челку, но отводила пальцами пряди. Когда ей надоело ходить, она снова села, но не в кресло, а почему-то ко мне на диван. Я подумал: а что, если положить руку ей на плечо?

Подумал и сделал. Она не подала виду, что заметила сей наглый жест. У меня банально замерло в груди: мой достаточно долгий донжуанский опыт говорил о том, что такая реакция позволяет сделать с женщиной и все остальное.

Вика плохо помнила прошедшую ночь и следующий за нею день. Всем трем девушкам дали не только наркотик, но и что-то возбуждающее. Две ее многоопытные подруги тотчас разделись и бросились в объятия парней, которых было двое, и трахнулись с ними на ее глазах. Вика с ужасом смотрела на то, что прежде видела только в кино. У нее никогда не было мужчины. Я не поверил и невольно рассмеялся.

— Зачем мне вам врать? — сказала она. — Я даже могу объяснить. Я в Москве чуть больше трех месяцев. В техникуме у нас практически одни девчонки. А там, в Обояни… Вы не представляете, какой я была толстой. На меня даже смотреть никто не хотел.

— Да неужели! — удивился я и как бы невзначай погладил ее по плечу, высвободил другую руку из-под одеяла и гнусно потрогал ее плоский живот.

Вика рассмеялась, давая понять, что во-первых, разгадала мой трюк, а во-вторых, вовсе не против, чтобы я ее щупал. Дикая мысль пришла мне в голову: а что, если та дрянь, которую ей дали, действует до сих пор и девушка не прочь заняться любовью с первым попавшимся, даже с толстым вонючим стариком?

Впрочем, никакой я не вонючий, а она, как сама говорит, также недавно была толстой и, может быть, я совсем не кажусь ей таким отвратительным — ведь хочет же меня жирная Ленка…

— Я как-то в один миг отрубила, — продолжала Вика. — Не есть хлеба, картошки, сливочного масла, сладостей, даже кофе пью без сахара. Плюс упражнения. За лето сбросила шестнадцать кило.

— Для твоего роста очень много, — сказал я. — Может быть, и мне взять на вооружение эту технику?

Говоря, я гладил ее шею и плечо, накрыл своей огромной пятерней ее узкую руку, она вдруг крепко сжала мои пальцы, я почувствовал, что все ее тело дрожит. Моя догадка оказалась верной: волшебное снадобье все еще действовало. Мой маленький предатель, как называла его Ленка, немедленно оживился, я набрался смелости и подвинулся к этому трепещущему телу, так, что мерзкий предатель твердо уперся ей в бедро. Всё она замечала, всё чувствовала.

Дальнейший рассказ ошеломил меня. Насытившись ее подругами, коварные молодые люди принялись за Вику, но вот беда: дальше поцелуев и объятий у них дело не пошло, поскольку бойкие подруги совершенно опустошили их. Но главная странность, нечто совершенно, по моим соображениям, неправдоподобное, произошло на следующее утро, когда девицам, вероятно, опять подмешали возбудитель, на сей раз — в похмеляющее всю компанию пиво. Услышав от подруг, что Вика девственница, оба парня отшатнулись от нее и, уйдя в комнату на групповуху, оставили ее скучать на кухне. В середине дня пришел какой-то Виталий, он не испытывал комплекса благородства и стал приставать к Вике, полураздел ее, к тому же, Виталий принес какой-то новый драг, и Вика совершенно улетела, но в какой-то момент догадалась сбежать, якобы попросившись в туалет, накинула на голые плечи куртку и была такова. Дальнейшее она помнила смутно: почему забралась в мой дом, зачем заехала на последний этаж?

Вика вдруг расплакалась.

— Ну, хватит, ну перестань, — приговаривал я, почти безо всякого злого умысла гладя ее по волосам, сел на кровати, обеими руками прижал ее голову к груди.

Нет, она продолжала рыдать, похоже, у нее начиналась истерика, я взял ее за волосы и дважды ударил по обеим щекам.

— Спасибо, — сказала она.

Я не удержался и поцеловал ее в губы, Вика вдруг ответила, я почувствовал ее крепкий, юркий, восхитительный язык.

Мне было страшно прерывать этот поцелуй, ситуация казалась немыслимой, я ведь годился ей даже не в отцы, а в дедушки, если бы та женщина, которая лишила меня невинности в мои шестнадцать лет, вдруг забеременела, и тот или та, кого бы она родила, сам завел бы ребенка в восемнадцать.

Да, поцелуй длился и длился, я гладил тело девушки, сжимал ее груди и ягодицы, она вся дрожала, громко дыша.

Я взял голубой свитер за край и одним движением стащил его. Поцелуй, разумеется, пришлось прервать.

Ее глаза сверкали бельмами: она спрятала зрачки под веками, язык так и остался высунутым, когда я отлип от ее губ.

Через несколько секунд мы оба были обнажены, краем помутневшего сознания я отметил, что эти сиреневые, из под пояса торчащие трусы, были лишь бутафорской частью ее джинсов. Я вошел в нее и не менее часа крутил, изгибал и переворачивал на кровати и на ковре, пока у меня не защемило сердце. Никогда прежде я не испытывал такого наслаждения. На одеяле, в том месте, где я впервые проник в нее, темнело большое кровавое пятно.

Вот так дедушка. Умудрился на старости лет забрать еще одну девичью честь.

Честно говоря, ее объяснения — дескать, она совсем недавно была толстой, никому не нужной, поэтому и сохранила невинность, потом оказалась в чужом городе, где не сразу наладились связи и так далее — меня не очень-то удовлетворили. Теперь же, при виде этого пятна, да и, собственно, по ощущениям, я поверил в эту странную версию.

Девушка была отзывчивой и открытой для любых экспериментов, но сама не проявляла ни малейшей инициативы. Я ломал и изгибал ее, словно куклу, она делала всё с охотной готовностью, полагая, что так и надо. Остаточное действие препарата было настолько велико, что она несколько раз достигла оргазма, забыв о боли, в какой-то момент даже потеряла сознание, обмякнув и провиснув на моих коленях. Когда мы оба были окончательно изнурены, она впала в неглубокий нервный сон.

Я лежал, приподнявшись на локте, и рассматривал ее лицо. Дивные мечтания бродили в моей голове. На лбу Вики дрожали капли пота, словно некая ночная роса. Я осторожно слизнул одну, почувствовав сладость на лопатке языка, на соответствующих рецепторах… Начать жизнь сначала. Предложить ей руку и сердце, раскрыть перед нею всю мою душу, рассказать ей всё, что я знаю и помню. На ее ушной раковине, правой, обращенной ко мне, была маленькая выпукла родинка. Я и ее коснулся кончиком языка и почему-то ощутил соль.