Ричард Мейсон - Тонущие

— Ты для меня загадка, Джеймс, — сказал Эрик.

Я опустил глаза, не уверенный, сумею ли подобрать правильные слова.

— Мне никак не удается понять, что у тебя на уме, чего ты хочешь. Ты так переменился с тех пор, как мы уехали от Эллы. Что там произошло?

Усилием воли я принудил себя поднять голову. Решительно заглянул Эрику в глаза и не без труда выдавил, что не хочу говорить об Элле. Потом глубоко вздохнул и взял его за руку.

— Теперь я действительно тебя не понимаю.

— Мне кажется, понимаешь. — Голос мой звучал ровно, я твердо решил не позволить ему сорваться. Взял Эрика за другую руку.

Неуверенность постепенно исчезла с его лица, уступив место улыбке.

— Поверить не могу, — прошептал он и робко взглянул на меня.

— Почему?

— Потому что… Mon Dieu, ну как это объяснить? — Эрик секунду-другую колебался, а потом решился довериться мне. — Потому что я люблю тебя и мне казалось, что ты видишь во мне только друга… Считал, она навсегда похитила тебя. — Он говорил торопливо, перескакивая с одного на другое, — так сильно не терпелось ему высказать все, что накопилось в душе.

Слова скользили мимо, не оставляя следа в моем сознании. В голове царила адреналиновая легкость, кровь стучала в висках, и я наклонился к нему, чтобы поцеловать.

Я помню этот поцелуй. О боже, как отчетливо я его помню! Вижу, как медленно приближается ко мне изумленное лицо Эрика, обрамленное черными кудрями. Ощущаю чужой, незнакомый запах, смесь пота и пены для бритья, чувствую прикосновение его рук к моим плечам, силу торопливого объятия. Сам поцелуй оказался грубым и резким, совершенно непохожим на поцелуй женщины. Вдруг он оказался на мне, начал расстегивать дрожащими пальцами мою одежду, а я оттолкнул его, вскрикнув:

— Нет! Нет!

В мозгу звучал голос Эллы, снова и снова повторявший, что простого поцелуя будет достаточно: тогда я буду знать наверняка. Выпрямившись, тяжело дыша, я лихорадочно пытался осознать, что же натворил, но понимал только, что прошел испытание, назначенное мне возлюбленной, и заслужил возможность увидеть похвалу в ее сияющих глазах.

И только тогда я заметил счастливую улыбку на губах Эрика, лицо его светилось от страсти, какой я прежде никогда в нем не видел, тело было напряжено как струна. Лишь тогда у меня зародилось подозрение, позже переросшее в уверенность: нельзя для своего удобства и спокойствия делить человека на друга и любовника.

Эрик тяжело дышал, в глазах плясали огоньки; он взял меня за руки, наклонился, и в этот момент я понял, что навсегда потерял друга. Я молчал, удрученный этой мыслью, но, когда его губы вновь потянулись к моим, встал с кровати и, собравшись с силами, произнес:

— Я… я не готов…

Он медленно и почтительно отпустил мои руки. Я видел, какое усилие он делает над собой, чтобы сдержаться, обуздать желание, подавляемое на протяжении стольких месяцев и вырвавшееся наконец на свободу, и преклонялся перед ним. Продолжая сидеть, он потянулся ко мне и опять взял мою правую руку, вопросительно подняв бровь. Мне не хватило духу ему отказать.

— Я люблю тебя, Джеймс, — тихо сказал Эрик.

Я промолчал.

— Люблю с того самого дня, когда впервые увидел, с той минуты, как ты вошел в гостиную Реджины Бодмен.

У меня кружилась голова. Эрик попытался привлечь меня к себе, но я воспротивился и двинулся к окну: больше не мог выносить его прикосновений. Далеко внизу под нами, на улице, мерцали огни, сновали туда-сюда по мостовой машины.

Это может показаться весьма странным, но я совершенно не думал о том, как буду вести себя со своей «наградой», когда выиграю ее. Все мои помыслы тогда сосредоточились на одном: пройти назначенное Эллой испытание и доказать ей свою преданность, не более того. А теперь я обнаружил, что больше не могу даже смотреть на своего друга. Полагаю, мне уже тогда стало ясно: что бы я ни сделал, все станет для него ударом.

В ту ночь Эрик покинул меня, озадаченный моим молчанием, но с мыслью, что понимает его.

— Мне достаточно того, что сегодня произошло, — проговорил он, а я продолжал, отвернувшись, стоять у окна, не в силах взглянуть ему в глаза. — Я ухожу. Остальное придет позже, в свое время.

Он приблизился ко мне и положил руку на плечо, но, почувствовав, как у меня напряжены мускулы, тут же убрал ее.

— Спокойной ночи, — сказал он.

У дверей Эрик задержался, я собрал остатки мужества и посмотрел ему прямо в лицо.

— Ни разу за всю мою жизнь я не был так счастлив, как сейчас, — произнес он ласково и вышел из комнаты.

Я пытаюсь вспомнить, что испытывал, когда раздевался и ложился в постель. Выключив свет, старался думать об Элле, но у меня не получалось увидеть перед собой ее глаза, ощутить прикосновение ее губ на своих губах. Я чувствовал лишь грубую энергию поцелуя Эрика, пламя его страсти. И именно в тот момент в первый раз ощутил горький вкус предательства. Я знал, что больше ни одной ночи не смогу оставаться в этом доме, хозяева которого доверяли мне, что на следующий день я должен уехать. Какая угодно ложь станет оправданием, только бы обрести свободу. В поту, холодея от сознания того, что натворил, я лежал, не в силах заснуть, и старался ни о чем не думать.

Бодрствовал я до тех пор, пока солнце не превратило черное небо в серую мглу, и сон, снизошедший на меня на рассвете, был настолько глубок, что я не слышал, как Эрик утром открыл дверь. Пока он шел через комнату, я крепко спал и проснулся, лишь почувствовав на лице его руку — он попытался откинуть волосы с моего лба. В тот миг я понял, что случившееся накануне не было сном и этот кошмар — часть реальности.

Я был в отчаянии, а потому дальнейшая ложь удалась мне легко и беспрепятственно. Наскоро позавтракав — за столом я заставлял себя смотреть в сияющие глаза Эрика без смущения, — я отправился в деревню, разыскал почту и позвонил Камилле Бодмен. Она сняла трубку на третьем губке, голос ее звучал, как всегда, пронзительно, и акценты в речи она, как обычно, расставляла где хотела.

— Дорого-о-ой! — взвизгнула она. — Я уж думала, ты никогда не вернешься! Где ты? Какие у тебя планы на ленч?

Я объяснил ей, что нахожусь во Франции с друзьями, потому наш совместный ленч невозможен и я горько сожалею об этом.

— О! Какая досада! В Лондоне без тебя — смертная тоска. Джейми, я хочу знать, когда ты вернешься, когда мир для меня снова оживет?

— Скоро, Камилла. Скоро. Собственно, я вернусь скорее, если ты окажешь мне одну услугу.

И я быстренько сочинил историю о том, что меня окружают тут скучнейшие люди и мне нужен вежливый предлог, чтобы отказаться от их гостеприимства. Камилла с радостью заглотила наживку: подобные интриги были ее коньком.

— Помоги мне, пожалуйста, — закончил я. — Пришли срочную телеграмму с требованием немедленно вернуться в Лондон.