Алексей Смирнов - Небесный летающий Китай (сборник)

Они укроются под единым зонтиком, они приютятся в подъезде.

Она, осторожно орудуя ногтем, зашифрует ему на груди свои секретные имена.

То, что вместо василькового луга вышел февральский проспект, не остановило Клару. Обстоятельства суть гончарная глина, но сам Лефшиц покуда был ей не по зубам. Умный и скучный, до тошноты податливый, заинтересованный в Кларе – это ее не радовало, потому что спор затевался не о формальном результате. Вопреки клариным стараниям, Лефшиц оставался овцой, ведомой на случку, и Кларе казалось, что если бы случка сменилась закланием, он бы не особенно возражал. А всякое дыхание рот в рот, не приводящее к оживлению, есть поцелуй, нанесенный трупу.

Они вошли в просторное кафе. Клара чуть запыхалась, Лефшиц вышагивал степенно. Он пригнул голову и настороженно посматривал по сторонам.

«Подпоить его, что ли», – подумала Клара. Тут ей в глаза бросился фотографический автомат: моментальная съемка.

– Бежим фотографироваться! – она вскочила со стула, на который только что успела присесть, и потянула Лефшица за рукав.

– Зачем это? – голос Лефшица зазвенел.

– Да бежим же скорее, что ты за тюлень такой! – Клара решила, что ей почудилось, и тембр голоса у Лефшица не изменился.

– Я не хочу фотографироваться!

– А я хочу! И попробуй только не улыбнуться!

Она развела шторки, плюхнулась на круглое сиденье и втащила следом упиравшегося Лефшица. Тот не удержался и грузно плюхнулся ей на колени; «Так еще лучше», – обрадовалась Клара. Она притиснула Лефшица, свободной рукой опустила монеты в прорезь.

– Смотри, сейчас птичка вылетит! Чииииииз!…

Лефшиц сдался и нехотя улыбнулся. Клара округлила глаза и высунула язык.

– Ээээ! – крикнула она, одновременно дергая наколенного седока за ухо. Лефшиц скривился и был заснят. – Уууу! – продолжила Клара и состроила Лефшицу рожки. – Ага! – молвила она многозначительно; быстрым движением задрала подол и выпростала ногу, затянутую в сетчатый чулок. Нога пролегла под носом Лефшица. Клара протяжно вздохнула и смежила веки.

– Зануда, – сказала она Лефшицу перед выходом. – Не вижу инициативы.

Она подхватила снимки, и тот протянул руку:

– Дай-ка сюда.

Клара с неудовольствием наблюдала, как Лефшиц лезет во внутренний карман, вынимает очки, цепляет их на вострый, но милый носик. Фотографии получились приличные: глупые, смешные рожи, почти счастливые. У Клары выбилась пышная прядь, недоуменные брови вскинулись, щеки надулись. Набухшие губы рогатого Лефшица, с трудом преодолевая собственный вес, чуть скривились в мудрой ухмылке; глазки, похожие на оливковые опята, источали беспричинную печаль.

– Инициатива готова, – неожиданно молвил Лефшиц. – Мы идем ко мне. Там будет и кофе, и все, что пожелаешь. Устраивает?

Могло показаться, что ему не терпится убраться из кофейного зала, от людей.

– Устраивает, – она многообещающе улыбнулась.

– Бегом побежим, – уточнил Лефшиц без тени улыбки, так что Кларе пришлось догадаться о шутке. И ее собственный напускной задор испарился.

– Не надо было фотографироваться, – непонятно пробормотал Лефшиц, покосившись на снимки, которые она все еще держала в руке. Клара сунула их в карман.

– Почему – не надо?

Он придержал перед ней стеклянную дверь.

– Потому что создается повод.

– Повод – к чему?…

– Я тебе потом объясню. Пойдем, здесь рядом.

И опять раздражение, которое Клара сдерживала вот уже больше часа – именно столько времени продолжалось это тягостное свидание – настойчиво запросилось наружу: в основном, из-за последнего уточнения: «здесь рядом», как будто Клара не знала, где проживает Лефшиц, и сам он прекрасно знал, что она знает, но все-таки поставил дополнительный штрих, подстраховался неведомо на какой случай, лишний раз утвердился на прочной почве двумя ногами, жалея, что нету третьей.

Клара поправила прическу, вздохнула, взяла Лефшица под руку. Сам он даже шутя не додумался оттопырить галантный локоть, похожий на сдобный крендель.

– Чем же мы у тебя займемся? – осведомилась Клара с несколько пресыщенной игривостью. – Кроме кофе? Будем рассматривать семейные альбомы?

Вот так ему, грубее, оскорбительнее. Если она проиграет, наплевать, она открыла вдруг, что уже смирилась с этой возможностью. Спорили на шампанское – ну и чудесно. Купит пару бутылок, отдаст девчонкам. «Все равно вместе разопьем. А героя-любовника раскатаю в блин. Из гриба выйдет камбала».

– Будем, кстати сказать, – кивнул Лефшиц.

«Кстати сказать, – повторила про себя Клара. – Как это правильно, литературно. Можно ведь было обойтись одним „кстати“, но мы себе такого не позволяем, мы аккуратно добавляем „сказать“».

– Ты мне заранее водки налей, – попросила она. – Стакан.

– Хоть два, – сказал Лефшиц.

Клара недоверчиво покосилась на него. В голосе Лефшица лязгнуло железо. Неужели все-таки расшевелила? И чем? Но он почему-то недоволен. «Динамо, – подумала Клара. – Он боится динамы».

– Мои альбомы покажутся тебе необычными, – предупредил Лефшиц. – Но ты их посмотришь. Теперь тебе от этого не отвертеться.

– А что такого случилось?

– Я потом объясню.

– Может быть, лучше сразу? Чтобы не мучиться?

– Не мучиться? – Лефшиц горько усмехнулся. – Да, можно попробовать обойтись без мучений. Но для этого ты должна кое-что сделать.

Они свернули за угол, и дом Лефшица стал приближаться, слегка покачиваясь в такт шагам. Глухая стена, обращенная к ним, была чуть подрумянена розовой акварелью, но краска облупилась, и румянец обернулся болезненным шелушением.

– Например? Сгораю от любопытства.

– Например? Ну… для начала – порвать фотографии.

– Вот эти? – изумилась Клара, машинально дотрагиваясь до кармана.

– Эти самые.

– И не подумаю, – отрезала она, хотя ей было не жалко снимков.

– Тогда мы будем смотреть альбомы.

Она поджала губы:

– Как хочешь.

– И ты поймешь кое-что. Потому что стала мне дорога.

– С какой это вдруг радости? – спросила Клара. – Чем это я заслужила такое счастье?

– Счастье не заслужишь, – тонко рассмеялся Лефшиц, – оно сваливается. Знаешь, как рушатся панельные дома? Кому-то повезло, он оказался в тесном пространстве под плитой счастья. Плиты счастья завтрашнего дня, да? И вот объявляют минуту тишины, замолкают собаки, останавливаются моторы. Все слушают: откуда пискнет счастливец?

Они уже пришли, шагнули в сырой подъезд; Лефшиц бросился отомкнуть тяжелую железную дверь в стене: лифт.

– Пешком не пробежаться? – издевательски пискнула Клара.

– Можно, но я люблю на лифте. Когда поднимаешься, в нем что-то щелкает, между этажами. Как будто отсчитывает этапы. Проехали первый – стук – назад не вернуться. Проехали второй – стук – на первый не попадешь.