Ханс Хенни Янн - Это настигнет каждого

Матье перевернулся на спину, поправил подушку, выключил лампу.

«Ах, мы тогда играли в разные игры: в дух и плоть, и в любовь, и в жизнь, и в смерть. Мы играли... с таким воодушевлением! Но к чему я в результате пришел? Гари - тот снова стал простым и прозрачным, правильно-повседневным. Я же так и блуждаю в лабиринте. Для меня та красная нить, что вывела бы наружу, порвалась».

Он заснул.

Утром около восьми Матье Бренде проснулся. Чувствовал он себя бодрым, отдохнувшим, хотя спал всего два-три часа. Он оделся. Потом позвонил. Вошла фру Линде.

- Я бы хотел позавтракать в своей комнате, фру Линде. Крепкий кофе, пожалуйста... и побольше.

- А к нему пару бутербродов, не так ли? Красиво сервированных. Поняла. Постараюсь побыстрее.- Она исчезла.

Ждать, пока она вернется, пришлось долго. Матье Бренде сперва сохранял невозмутимость; потом занервничал... начал рыться в ящиках с бельем... вытащил несколько книжек, которые собирался взять с собой.

Наконец экономка постучала в дверь и вошла.

- Господин Бренде, прошу прощения, что заставила вас ждать. Меня задержали. Ваш отец попросил... - Она поставила поднос на стол, расстелила салфетку, выпрямилась.

- Я должна передать вам это письмо. Господин генеральный директор только что уехал в город. Он сказал, что машина вернется не позднее одиннадцати. И будет в вашем распоряжении, - Она замолчала, положила письмо рядом с тарелкой, обозначившей место, куда должен был сесть Матье Бренде. Экономка и стул пододвинула для молодого господина, и налила ему первую чашку кофе, - Приятного аппетита, господин Бренде! - Она все еще не уходила; чтобы выиграть время, обвела взглядом комнату, будто хотела запечатлеть в памяти царящий здесь беспорядок.

- Я слышала, вы намерены покинуть этот дом, дом вашего отца. Надолго... Возможно, очень надолго... - Матье Бренде не ответил. Он стоя отхлебывал черный кофе.

- Нехорошо с вашей стороны, господин Бренде... погубить надежды отца... оставить его в одиночестве. Даже если фрёкен Бренде скоро вернется... она от дома давно отдалилась...

«Экономка, хитрая бестия, знает наши секреты, - подумал Матье Бренде, - Неужели отец проболтался, потому что вынужден довольствоваться обществом этой дамы? Или такая осведомленность объясняется ее страстью к подслушиванию?» Он не ответил.

- Не мое дело давать вам советы или, тем более, вас учить. Но ваша судьба, господин Бренде, мне вовсе не безразлична. Я знаю вас с детства. Я почти двадцать лет заботилась о вас, в физическом смысле... Да и в воспитании вашем принимала некоторое участие.

- Я ценю это, фру Линде, - ответил Матье любезно, но холодно.

- Теперь вы нас покидаете, так нелепо... по нелепому поводу.

- Что вы, фру Линде, можете знать о причинах отъезда, о событиях моей жизни? О самом факте отъезда вы, конечно, осведомлены, как показывают ваши слова.

- Когда в тот злосчастный апрельский день вас привезли домой, раненого, этот мальчик, этот Гари...

- Его фамилия Ларсон, фру Линде. Пожалуйста, называйте его господином Ларсоном...

- Господин Ларсон... но тогда он еще был мальчиком Гари... Так вот, тогда этот мальчик Гари и переступил впервые порог нашего дома. Я возмутилась <...>, его появление вывело меня из себя. Рубашка спереди порвана... он походил на бродягу. Я хотела выгнать его. Но он не позволил, чтобы от него так легко отделались. Таксист стоял в дверях и требовал денег. Я была смущена, смертельно напугана. В результате этот ваш провожатый сам отнес вас по лестнице в вашу комнату и положил на кровать. Когда ваш отец, вернувшись, понял, насколько плачевно ваше состояние, увидел пропитанные кровью тряпки... произошла беда: он не воспротивился тому, чтобы этот господин ... ваш новый странный друг, мальчик Гари, остался. Господин генеральный директор проявил слабость, он был слишком растерян. И просто уступил вашему неразумному желанию...

- Фру Линде - вообще-то я не люблю указывать людям на допущенные ими неточности. Но все же потребность в правде отчасти присуща и мне. Меня «привезли» домой не какие-то неизвестные, субъекты употребленной вами безличной глагольной конструкции , - мой друг Гари Ларсон перевязал меня и потом доставил домой. Прежде чем он решил мне помочь, его рубашка была совершенно целой; он оторвал от нее полосы, спереди, и один рукав. Вы могли бы это знать, фру Линде; да вы и знали... в свое время. Это ведь вы выбрасывали остатки повязки - когда приглашенные ко мне врачи попросили вас о таком одолжении. Вы даже достали тогда одну из моих рубашек... нашли в ящике комода... и отдали Гари, потому что его собственная превратилась в лохмотья. Так какая же беда произошла оттого, что вам не удалось прогнать Гари Ларсона, как прогоняют шелудивого пса?

- Он просто-напросто остался здесь. Оставался в доме целых три недели. А потом еще и поехал с вами в Бенгстборг. Он - словно воплощенный порок, повсюду вас сопровождающий. Он, господин Бренде, был вашим пороком. И остается таковым до сих пор.

- Вот теперь, фру Линде, вы высказали свое подлинное мнение. Более ясной формулировки не создала бы даже государственная машина пропаганды, - Матье Бренде попытался рассмеяться, но не сумел.

- Ко всему прочему еще и эта персона... мать навязчивого мальчика... периодически являлась к нам в дом.

- Вы имеете в виду фру Ларсон? - переспросил Матье Бренде, будто желая убедиться, что не ослышался.

- Я имею в виду фрёкен Ларсон.

- Правильно: тот, кто воображает себя защитником нравственности, кичится этим... и охотно оскорбляет других.

- А вы как прикажете относиться к этой персоне?!

- Вы, фру Линде, хотели сказать: «к этой шлюхе». Пожалуйста, не стесняйтесь. У нас с вами откровенный разговор. Так что выражайтесь четко и недвусмысленно. Да, я - блудный сын, не то отвергнутый отцом, не то сам решивший уйти из дома. Для вас это значит, что я живу со свиньями и жру помои. Может, оно и так. Я всегда туго соображал. Во всяком случае, в доме я уже никакой роли не играю. Это мой последний здесь завтрак. От меня не зависит, уволит ли вас господин генеральный директор, или, наоборот, повысит вам жалованье. Я, фру Линде, могу только закатить вам пощечину... если мне хватит внутреннего достоинства. Но, может, его у меня уже нет.

- Постыдились бы. Вы хоть бы не демонстрировали, 204 что так опустились... потеряли представление о приличиях!

- Я... должен продемонстрировать...

- Вы оказались в дурной компании, господин Бренде. Пора опомниться. Вы попали под влияние человека, который и сам способен на худшее, и хочет испортить вас. То, что вы позволили ему себя соблазнить, простительно; но если вы и впредь останетесь глухи к голосу разума, будете упорно погружаться в грязь - от вас отвернуться все.