Ханс Хенни Янн - Это настигнет каждого

Праздные или не праздные прохожие на Ратушной площади и вливающихся в нее улицах родились не вчера и уже успели набраться жизненного опыта, кое-чему научились да и себя изучили, а потому вряд ли кому-нибудь из них (во всяком случае, без крайней нужды) пришла бы в голову мысль заговорить с Матье, будь он один, или всерьез начать к нему «клеиться»: ведь его костюм и пальто были наилучшего качества, сшиты по фигуре. И башмаки тоже -из очень дорогих. А привлекающий взгляды шейный платок, который из-за несоответствия скромной матросской одежде выставлял в двусмысленном свете и самого Гари, и его намерения, в случае Матье, став дополнением к его одежде, только подчеркивал достоинства своего нового обладателя. Впрочем, присутствие матроса могло и сбить с толку какого-нибудь наблюдателя, поскольку Гари держал молодого человека, столь очевидно не равного ему по статусу, под руку ... и время от времени прижимал эту руку к своему боку.

Привлекательность этих двоих, ну как же... Люди останавливались - останавливались те, для кого привлекательность еще что-то значит, кто подрывает своими грезами туманные бастионы повседневности, нелюбимой работы, всяческих порядков и принудительных мер, нескончаемых роковых обстоятельств; те, кого еще посещают какие-то мысли, когда они чувствуют, что растроганы внешним обликом или сутью другого человека. Пусть даже мысли у них греховные...

Постоянное расхаживание Гари и Матье по площади просто не могло не привлечь внимания одного-двух из тех господ, что, казалось, праздно стояли на тротуаре, а на самом деле поджидали удобного случая.

Гари почти потерял надежду, что его затея увенчается успехом, когда с ними снова заговорил какой-то чужак. Встреча началась со всем известного ритуала. Чужак предложил им свои сигареты. Гари, никогда не куривший, взял одну; и соблазнил никогда не курившего Матье тоже взять. Оба вертели сигарету между пальцами, но не зажгли ее, когда им поднесли зажигалку.

- Вы что же, всегда вдвоем гуляете? - спросил незнакомец.

Гари передернул плечами и после паузы снизошел

до встречного вопроса:

- А почему бы и нет? - И затем продолжил: - Коли возникнет нужда, можно и разделиться.

- Но вы, судя по всему, разделяетесь неохотно. Предпочитаете всё делать вместе. Вы в самом деле оба очень милы. Однако не каждый Третий на такое пойдет.

- Мы можем и разделиться, - повторил Гари.

- Тогда Третьему придется выбирать, - сказал незнакомец.

В глазах Гари появился странный блеск. Он скривил рот, скорчил гримасу и повторил:

- Да уж, придется выбирать. От этого Третьему никуда не деться. Что же, прикажете нам самим себя расхваливать? Или рассказывать о различиях между нами? Каждый из нас так же хорош, как другой.

- Вероятно, - отозвался незнакомец. - Вы одного возраста...

- И одинакового роста, - сказал Гари, - и вообще...

Они - втроем - прошли еще несколько шагов.

- Так кого же из нас вы бы выбрали? - нетерпеливо спросил Гари; во рту у него пересохло.

Они остановились, все трое, в свете уличного фонаря. Гари расплющил сигарету и выкинул ее. Лицо Матье пылало; он смотрел в землю.

- Ты как будто покрепче, - обратился Чужак к Гари. - Наверное, ты и способен на более крутые штуки, чем твой товарищ.

- Может быть, - согласился Гари.

- Но его светлые волосы мне больше по нраву... - сказал Чужак, - как и его сдержанность... хорошее происхождение... Он, вероятно, гимназист или студент...

- Он не больший чистюля, чем я, - хамовато отрезал Гари.

Чужак не нашелся, что на это сказать. Помолчал. И наконец выдавил из себя:

- Не чистюль можно встретить только среди отбросов общества.

- И иногда - среди ангелов, - бросил Гари.

- Простите? - Чужак решил, что ослышался.

- Зачем пользоваться одеколоном, если собственный запах лучше? - пояснил Гари.

Чужак, казалось, совсем запутался в тенетах человеческой речи. Он спросил обиженно и растерянно:

- Что вы имели в виду?

- Вы должны сделать выбор, - сказал Гари. - Брюнет или блондин. Вы предпочитаете блондинов, как мы только что слышали. Но, кроме волос, есть ведь еще и лицо.

А ниже - такая штука, как тело. В нашем случае, правда, - в двух вариантах.

Чужак попытался взять Матье под руку. Но блондин, к его изумлению, эту попытку пресек:

- Нет, благодарю. Нам хватает друг друга.

И снова Чужак, казалось, не понял, что ему говорят.

- Вы хотите быть вместе? Иначе с вами не сговоришься?

- С нами вообще нельзя сговориться, - сказал Гари.

- Как прикажете вас понимать? - спросил Чужак, все еще с изрядным запасом самоуверенности.

- А так, что вы заблуждаетесь... Что вы напрасно потратили время...

- Как это? - переспросил Чужак. - Времени у меня достаточно. От меня ничего не убудет, если мы для начала поболтаем. Должны же мы познакомиться...

- Благодарю, - сказал Гари, - но процедура знакомства у нас уже позади. И давайте на этом закончим.

- Не понимаю... - Чужак все еще пытался удержать их обоих, семенил следом, - Не может же это быть концом? Отказом? - Он схватил Гари за локоть, - Я не позволю, чтобы какой-то матрос увел у меня из-под носа красивого мальчика...

Гари, казалось, вот-вот даст выход накопившейся неистовой ярости. Он остановился, поднял кулак; но, так и не нанеся удара, снова разжал руку, потянулся к шее Матье, выдернул из-под воротника пальто шелковый платок, замахал им перед лицом Чужака и выкрикнул почти в полный голос:

- Платок этот - мой, если хотите знать; платок принадлежит мне!

Дыхание его вырывалось из груди толчками. Чужак отступил на пару шагов - скорее растерянно, чем испуганно. Матье и Гари поспешно удалились. На ближайшем перекрестке Гари попросил, чтобы друг снова повязал ему платок, по всем правилам искусства.

Матье возился с платком долго. Тем временем его ум самопроизвольно работал со множеством незавершенных, разрозненных образов. Матье искал и не мог найти простые обобщающие слова, способы речевого соприкосновения - чтобы прозондировать или, по крайней мере, утихомирить выплескивающуюся из Гари ярость. «Непроясненное чудо речи...» - таков был один из окольных путей, по которому блуждали его мысли. Эту фразу он мысленно повторил себе раз десять или двадцать, но не нашел выхода из тупиковой сентенции. Автоматизм, вообще-то ему не свойственный... Но он не мог поцеловать Гари прямо посреди улицы; а значит, должен был придумать какие-то слова, отыскать внутренние факты, поддающиеся словесному выражению. Не мог он и использовать готовые клише, вроде: «Я люблю тебя, Гари». Или: «Я восхищаюсь тобой». Или: «Мне так грустно, что хочется умереть». Или самое худшее: «Я не знаю, как мне быть дальше». Он хотел - прежде всего - отразить в своем высказывании странность недавнего поведения их обоих. Поэтому он несколько раз тщательно одернул платок, поглядывая на взбаламученное лицо Гари. И наконец сумел из материала своих сумбурных намерений построить вопрос: