Константин Шеметов - Ослик Иисуса Христа

На самом деле учёный совет зря обиделся. Работа была хоть и не в тему, зато вполне научной: с постановкой задачи, с анализом проблемы, и вообще могли бы не заметить – написал, и написал («Что сказал, то сказал», Понтий Пилат по поводу INRI).

Вероятно, эти доктора наук (и естественно единороссы) увидели в Ослике угрозу – он не был «своим». Помните сказку про гадкого утёнка? Вот и здесь так же: Генри не был своим, а значит, был врагом. Врагов в ту пору отыскивали с удовольствием и всюду. Да весь мир, если разобраться, был у русских врагом.

Между тем, Осликова диссертация о любви оказалась не так уж и плоха. Эльвира Додж, по которой он страдал, представала там своего рода непознанной истиной. Познать её – что познать Иисуса Христа (самозванца из Назарета). Отсюда и образ – Додж, королева Иудеи.

Он любил эту Додж до беспамятства, но, как выяснилось, любил христианской любовью паствы: платонически и слепо (не разобравшись в себе, он решил разобраться в Боге). Используя в своей работе методы имитационного моделирования, Ослик сформулировал указанное противоречие (между собой и Богом) так: «Модель оказалась недостаточно верифицированной». «Любовная зависимость, – писал он, – столь же неоднозначна, как и любая сложная система. Это, несомненно, многоуровневая сеть, стандартизованная в терминах матушки природы и, ясное дело, нуждающаяся в регулярном тестировании. Думаю, что тестировать её надо на каждом этапе проекта и в особенности на начальных стадиях».

Именно начальному проектированию Ослик уделял особое внимание. Унизившись донельзя, он больше не хотел повторения опыта, подобного опыту с Эльвирой.

По сути, это и была формально заявленная цель Осликовой диссертации: любить в своё удовольствие и без унижения сторон. На первый взгляд довольно наивная цель. Весьма самонадеянная и дилетантская. «Но мы же все дилетанты, – заметил как-то Барнс в „Нечего бояться“, – любители в том, что касается наших жизней». По мнению Лобачёвой (а Генри ценил её мнение и прислушивался к её мыслям) Джулиан Барнс в этой книге превзошёл сам себя. «Как ни в одном другом своём романе, – подчёркивала Наташа, – Барнс в „Нечего бояться“ не стесняется быть несведущим, наивным и даже смешным».

Вот и Ослик, нагревшись на обидах, решил чуть поправить божий промысел. Сформулировав цель, он проделал недюжинную работу и выяснил: а как вообще обстоят дела с этой самой любовью и унижением?

В списке использованных источников у Генри значились античные мыслители, с десяток философских работ, около полусотни художественных романов, исторические труды, научная литература, различная периодика и блоги (включая блоги Виктора Шендеровича, Валерии Новодворской, Сергея Пархоменко и Евгении Альбац – любимых на тот момент Осликовых персонажей).

Чего-чего, а любви и унижения там хватало.

Дела же обстояли так: философы, писатели и блогеры топтались на месте. Философы демонстрировали упадничество, писатели отрабатывали издательский аванс (и развлекались «жизненными» историями), а блогеры большей частью проклинали на чём свет стоит авторитарный российский режим, и на этом всё. Нет, конечно, приятно иногда и послушать, и почитать, но Ослик хотел другого. Он мечтал о реальном механизме достижения цели, и не для всего человечества, а хотя бы для себя самого. Человечество было бы слишком неподъёмным грузом, рассуждал Генри (этот без пяти минут даун, если верить военным медикам), не только для ослика, но и для лошади, и для верблюда.

Итак, любить в своё удовольствие и без унижения сторон.

Насчёт удовольствия всё было более-менее ясно, но что касается унижения, Ослик терялся: ведь и унижение может быть в радость. Взять хотя бы мазохистов или тот же электорат «Единой России», к примеру. Да что там электорат, – сюда можно отнести целые страны и даже религии (взять хотя бы Северную Корею, Китай и мусульман с христианами).

Тем не менее в своей диссертации Генри довольно подробно рассмотрел и удовольствие, и унижение. В отдельной главе Ослик связал оба процесса и тщательнейшим образом структурировал механизм любви. Механизм получился итерационным и основанным на повторении одного и того же: сначала ты влюбляешься, получаешь удовольствие, тебя кидают, ты унижаешься, испытываешь дискомфорт (но тебе всё равно хорошо), затем задумываешься и делаешь выводы. В следующий раз цикл повторяется, твои выводы становятся всё более осмысленными и т. д.

В какой-то момент человек понимает, что унижение не доставляет ему прежней радости и переключается на любопытство. Он без разбору читает книжки, западает на любимых авторов, а впоследствии пишет сам. Вдобавок к письму он сочиняет музыку, занимается «лепниной» и увлекается живописью. Унижение кристаллизируется до вымысла. Он снова влюбляется, и – надо же! – расставание на этот раз происходит гораздо менее болезненно, а там и вовсе без боли и даже с радостью.

«С любовью непросто, – пишет Ослик в выводах к заключительной главе. – Любовь подобна правозащитной деятельности, а влюблённые – что НКО (некоммерческая организация), финансируемая Иисусом Христом: в любой момент НКО могут закрыть и отлучить от церкви».

«Так что, молитесь», – иронизирует он в конце, предвидя массовые гонения НКО в середине десятых. (В результате проверок будут ликвидированы тысячи «иностранных агентов» по всей России, включая совершенно безобидные, занимающиеся благотворительной и просветительской деятельностью.)

Сильное влияние на Осликову работу в то время оказали его любимые писатели (в особенности Милан Кундера, Мишель Уэльбек и Курт Воннегут), а также русский издатель и журналист Сергей Пархоменко. Генри заслушивался его передачей «Суть событий» на «Эхе Москвы» и внимательно следил за судьбой так называемого «Координационного совета оппозиции» (КС), в котором Пархоменко состоял и о котором регулярно рассказывал.

Что-то было общее между этим Советом и Осликовым «механизмом любви». В любом случае тут было над чем подумать. По словам Сергея Пархоменко, КС не руководил армией. «Да и можно ли руководить любовью?» – соглашался Ослик. «Прежде всего это место для дискуссий, – объяснял блогер. – Процедура для отладки взаимодействия различных точек зрения».

Вероятно, в этом и было сходство.

«Любовь ведь тоже взаимодействие, – размышлял Генри, – а риск унижения тем выше, чем ниже уровень подготовленности партнёров». Разработанный им механизм как раз и представлял собой основу здравомыслия в миниатюре. КС же замысливался как попытка построить максимально приближённую к реальности модель демократии в России. Во всяком случае, Ослик понял Сергея Пархоменко именно так. Более того, модель КС была в своём роде прототипом здравомыслия и при случае могла быть реализована на практике.