Константин Шеметов - Ослик Иисуса Христа

Ещё немного повалявшись в постели, Ингрид наконец встала и набрала в телефоне Ширнесский университет. Как она и ожидала, трубку взял Олдос (мученик за науку, подумалось ей). Генри не врал – действительно Олдос.

– Слушаю, Олдос Луазье, Ширнесский университет, – ответил Олдос.

– Здравствуйте, Олдос. Ингрид Ренар, галерея Tate Modern, – представилась она. – Мне нужен профессор Ослик. Могу ли я услышать его?

– Здравствуйте, Ингрид. К сожалению, нет. Профессор будет после выходных. Хотите, могу дать его мобильный номер.

– Хочу, а он как?

– Что как?

– Генри в порядке?

Олдос задумался. В трубке отчётливо слышались новости BBC. Диктор взахлёб рассказывал о насилии и зверствах.

«За последние сутки сфабриковано не менее сотни уголовных дел на „врагов народа“ и правозащитников, – вещал беспокойный голос. – Восточный блок в своём амплуа. Евросоюз и Британия закрывают границу. Сербская армия вторглась в Косово. В Черногории взорваны склады с оружием. Болгария и Молдова объявили о выходе из ЕС и о присоединении к России. На всей территории Блока прекращены операции с банковскими картами западных агентов. В РФ зарегистрирован рекордный рост ВВП за счёт ископаемых, примерно вдвое возросла добыча нефти и газа, взяты под охрану месторождения, карьеры и шахты. В Абхазии, Украине и Беларуси наблюдается небывалый всплеск насилия в отношении атеистов, частных СМИ и писателей-педофилов. В Таджикистане пролился дождь. Радиоактивный дождь», – добавил диктор, и так далее.

Объединённая Европа переживала очередной виток принципиальных решений. Страны, не справившиеся с модернизацией экономики, одна за другой покидали ЕС и присоединялись к Восточному блоку во главе с Россией. Русский «локомотив» по-прежнему работал на ископаемом сырье, ресурсов пока хватало, что в значительной степени облегчало и положение граждан. За ту же зарплату, что и в Европе, они трудились существенно меньше, да и требования к ним были простые: пришёл на работу, подрочил – и домой. В сущности, от них требовалось лишь одно: любить свою родину и ненавидеть Запад.

– В своём ли уме профессор? – переспросил Олдос Луазье в задумчивости и, чуть помедлив, ответил: «Вряд ли». – Вряд ли, – повторил он, – но это лишь моё мнение. В последнее время Ослик и впрямь выглядит не очень.

– Что ж, спасибо.

Записав Осликов номер, Ингрид попрощалась с Олдосом и сложила трубку. Этот «мученик за науку» вызвал у нее прилив нежности. Добрый человек. Старый, услужливый друг. Чуть трусоват, но в случае чего он несомненно придёт на выручку, а если повезёт, то и вправду поможет. Нечто среднее между крокодилом и галапагосским пингвином. Олдос ел скумбрию, шугался других пингвинов, но и чуял их за версту. Из кармана у него высовывались «Бувар и Пекюше» Флобера, а в наушниках играла «Буря» Людвига ван Бетховена.

И вновь воображение. С её воображением одна беда. Взять хотя бы «Бурю» (Соната для фортепиано № 17) – Олдос, верно, и знать не ведал этой сонаты, а если и ведал, то уж точно не стал бы слушать её всуе. Ингрид явно не хватало приземлённости, что в конечном итоге портило и собственную карьеру, и личную жизнь.

Сварив яйцо и сосиску, она позавтракала.

Из головы не выходила крольчиха с крольчатами. С одной стороны, те казались ей обиженными на весь мир, с другой – вся эта социалистическая идея (с равенством и братством) представлялась Ингрид издевательски лицемерной. Иными словами, крольчиха хоть и устала от «братства», но по уму жить не хотела. Набираться знаний, к примеру, читать Флобера, посещать выставку «Авангардных решений» в Манадо, а то и купаться в Сулавеси – на радость себе и своим крольчатам.

«Манадо – главный город северной части острова Сулавеси, – нашла Ренар в справочнике для скаутов. – Некогда через это место пролегала оживлённая торговля с соседними Филиппинами. Сейчас Манадо – известнейший центр туризма и передовых технологий. Научные подразделения, включая центр молекулярных исследований, институт прикладной физики и выставочный комплекс, расположены на востоке города и протянулись вплоть до северной оконечности острова. Туристический бизнес сосредоточен в южной части и у набережной. Пляжи Манадо покрыты черным вулканическим песком».

Что ещё за песок? – удивилась Ингрид.

Хотя, без разницы. В любом случае, не сомневалась она, Энди Хайрс не зря уехала в Манадо, и, в отличие от крольчихи с крольчатами из её сна, прекрасно проведёт там время.

Около трёх она позвонила Ослику, но без толку. Телефон профессора был выключен или находился вне зоны связи. Оператор вежливо извинилась: «Оставьте сообщение». Спасибо, не надо – Ингрид не любила голосовой почты. Текст там имеет совсем другой тон, да и ход мысли какой-то непривычный, как будто думаешь наизнанку. Чуть позже она повторила набор, затем снова, и всякий раз натыкалась на вежливость робота.

В перерывах между звонками Ингрид изучала по Интернету Сулавеси. Особенно ей приглянулся так называемый «Национальный морской парк Бунакен-Манадо Туа». Площадь парка составляла 89 тысяч гектаров, 97 % из которых приходилось на прибрежные воды и лишь 3 % на сушу (коралловые острова Бунакен, Силаден, Монтеаге, Найн и вулканический остров Манадо Туа с потухшим вулканом). Оказалось, что этот регион Индонезии как раз и славится своими кораллами и в частности коралловыми стенами, которые опускаются на глубину до 1300 метров – с удивительным ландшафтом и подводными пещерами.

Остаток дня Ингрид провела за компьютером, а на ночь глядя прогулялась по Vauxhall Bridge Road к Темзе (река завораживала её). Вернувшись домой, она в который раз уже просмотрела рисунки Ослика, открыла его рукопись и взялась за следующую главу.

Подобно Ингрид Ренар вернёмся и мы. Но не домой, а в 12 октября 2018 года (пятница, 21:06, Ширнесский университет, подсобка для животных и крыса, наблюдающая за Генри). Распечатав своё письмо (письмо к самому себе же) под названием «Собственная книга», Ослик засобирался прочь. Опыт эмигранта, «Модель крокодила» и «Додж, королева Иудеи» вызвали в нём острейшую боль по переменам.

Олдос то и дело стучался к нему, а он никак не мог выйти. В сущности Ослик пережил творческий обморок – необыкновенно приятное и давно позабытое состояние полёта мысли. Он вышел на улицу и с минуту постоял под дождём, раздумывая, нужна ли ему машина или нет. Его Audi (серебристая Audi TT Coupe) стояла под навесом у старого кампуса и словно вопрошала всем своим видом, переливаясь бликами от фонарей: «Так мы поедем?»