Александр Ольбик - Ящик Пандоры

Зайдя в дом, он первым делом вымыл в уайт-спирите кисточки и завернул каждую из них в маленькие газетные кулечки, чтобы не высохли и не потеряли форму, затем отправился на кухню. Приготовить обед для него не проблема: раскалив сковородку, он кинул на нее несколько ломтиков филе и посыпал приправой. Затем, оставив мясо дожариваться, занялся нарезкой салата. Это у него получается неплохо, поскольку нарезал овощи не мелко, не крупно, а именно такими дольками, какие лучше всего усваиваются языком и небом, а, попав в желудок, легко перевариваются. После приготовления обеда занялся медицинским обследованием. Осмотрев со всех сторон Артефакт, немного утешился: и синевы стало поменьше, а местами она превратилась в желтые разводы, что происходит всегда со старыми, иссякающими синяками. Опухоль почти исчезла, и хотя внешне он еще не принял своих прежних форм, однако никаких болевых ощущений уже не испытывал. Кривизну же проверить не смог, ибо геометрическая аномалия проявлялась лишь в фазе эрекции, а в данный момент Артефакт пребывал в полном анабиозе. Он был до противности вялым и непрезентабельным.

В какой-то момент, когда Дарий уже стоял под душем, до его слуха донесся тонкий перезвон стаканчиков с зубными щетками и Пандориных бутылочек с шампунем и другими парфюмерными снадобьями, которые стояли на полке. И этот перезвон сказал ему о многом. Он даже выключил душ, чтобы лучше была слышна охватывающая весь дом мелкая вибрация, которая явно исходила из квартиры Медеи. И он представил, что там сейчас творится. Какого накала происходит телесное борение. Однако его воображение не пошло дальше той картинки, которую он наблюдал в тот раз, когда ходил к Медее одалживать репчатый лук. Но этого было достаточно, чтобы его Артефакт, распаленный горячей водой и воображением, в момент обрел стойку, которая, между прочим, и выявила его опасную кривизну. Об угле в 90 градусов нечего было и мечтать, ибо Артефакт демонстрировал уклонизм и подлый ревизионизм, уйдя в сторону градусов на двадцать от прямой линии. Это давал о себе знать Пейрони. В раздражении он включил холодную воду и сделал освежающий душ взбунтовавшейся плоти.

Возращение Пандоры прошло под знаком мира и благожелательности.

Он сидел в кресле, пил не очень горячий чай, смотрел какую-то ерунду по телевизору (а включил он его потому, что ожидался футбольный матч между Латвией и Словенией) и одновременно читал газету, чего обычно старается не делать. Ибо и телевизор, и газеты, а уж тем более все радио FM, которых развелось видимо-невидимо, он считал зловредной попсой. Гнилью. Черной плесенью. Особенно его раздражали всяческие советы экстрасенсов, колдунов, диеты для похудания и омоложения, реклама и, конечно, упоминание о конкурсах красоты, модельеров и фотографии полураздетых, как будто неделями некормленых, с лисьими мордочками моделей, у которых между ляжками свободно может проехать самосвал, уж не говоря о современных, абсолютно безмозглых, рассчитанных на идиотов эстрадных песен. О заплесневелое племя фанерщиков! А вот астрологический прогноз… Ну, об этом шарлатанстве он вообще не хотел даже думать. Он знал журналистку, которая однажды признавалась ему, как она делает такую лабуду, то есть «астрологические прогнозы». Оказывается, все дело в пятнадцати минутах, которые она тратила на дорогу до редакции: сидя в автобусе, она сочиняла для «козлов и ослов» их ближайшее будущее, используя весь хлам, накопившийся за неделю у нее в голове. И за это ей даже платили гонорар. Однако, пренебрегая и кляня современную попсу, Дарий был подвластен сентиментальности. Особенно если это касается прошлого: отцвели уж давно хризантемы в саду; руки вы две большие птицы; ах эта красная рябина; не уходи побудь со мною; тебя я умоляю; Татьяна, помнишь дни золотые; в парке Чаир» белой акации гроздья душистые… Но что для Дария утеха и наслаждение, то для Пандоры – смертная тоска и «заунывное завывание». И читает она не то, что могло бы хоть в какой-то степени заинтересовать Дария. Например, уже лежа в постели, она начинает с умным видом постигать «карму», которая «решает все проблемы», в то время как Дарий с наушниками наслаждается песнями «прошлых лет» или же слушает Паваротти с Доминго и примкнувшего к ним Каррероса. А уже почти ночью, когда Дарий под звуки «Утро туманное, утро седое» отваливает в сны, она приступает к просмотру по телевизору «Секретных материалов», в которых есть только один секрет: почему такую гадость смотрят взрослые люди и при этом пересказывают друг другу сюжеты этих бредовых историй? Что же касается эротики, вернее, телепередач, с ней связанных… Иногда у них с Пандорой случаются совпадения, когда, по умолчанию, затаившись каждый сам по себе и ощущая лишь сдержанное дыхание друг друга, они целый час вникают в малобюджетные измышления каких-то проходимцев, делающих свой бизнес на кувыркании обнаженных тел, в чем ни новизны, ни красоты не прослеживается.

Такие минуты для него – несказанный кайф, амброзия, предощущение высшего пилотажа и наичистейший наркотик. Но бывает, когда она не вступает в дискуссию, а просто отворачивается к стенке и наглухо накрывается одеялом, оставляя Дария с его неосуществленным интересом. Но без нее ему «этот дешевый телетрахтарарах» тоже не нужен, и он, выключив телевизор, водружает на голову наушники и начинает отдаваться «романтике романса». Так в наушниках и засыпает и потому, наверное, под звуки музыки видит просветленные сны, в которых проходит нескончаемая череда песчаных откосов, зеленых бережков и много-много прозрачной воды… Иногда ему снится Элегия, красивая, молодая и такая же яркая, какой она была в 1963 году. Волосы – вороново крыло, кожа смугловатая, нос прямой и ювелирно отточенный природой, в которой присутствовали гены древнего караимского рода. Иногда он ее видит сбоку или со спины, словно она не желает показывать свое лицо, изменненное косметологами праотцов…

…Пандора явилась домой без двадцати шесть. Свежая, без следов усталости, хотя пятью минутами позже расскажет, сколько помещений ей пришлось убрать, протереть, проветрить, освежить… и все это «за какие-то жалкие копейки»… Дарий, заранее решив про себя, что не будет донимать ее расспросами, все же поинтересовался: «А как тебя встретил дон Хуан?»

– О чем ты? Я его даже не видела, меня на работу принимали другие.

Но Дарий, хорошо зная Пандору, тут же насторожился. А зацепило его внимание слово «другие». Если бы речь шла о женщине, она так бы и сказала, но, употребив слово «другие», видимо, не хотела давать ему повод для ревности. Позже Дарий вспомнит эту недоговорку, что, впрочем, уже не будет иметь никакого значения, как не имеет никакого значения для расписания опаздывающий поезд.