Андре Бринк - Перекличка

Итак, мы снова возле камня для убоя скота. И снова я ощущаю страстное и бесплодное желание не быть здесь. Но я здесь.

Они считали, что у меня молоко на губах не обсохло, но я им показал. Считали, что просто дадут мне подержать лошадей и всякое такое, но я был с ними все время. Когда они в кухне пристрелили учителя, этот человек потом вдруг захрипел — он лежал возле стены, за креслом. «Ну-ка, — сказал Галант, — пальните в него еще разок». Тейс был рядом, но, услыхав это, мигом спрятался за спины других. Поговорить-то он мастак, а вот как дошло до дела, струсил. А я взял пистолет, который мне кто-то сунул, прицелился в пуговицу и Нажал на курок. Тело дернулось — и конец. Очень просто.

Вот как я все это понимаю: если бы они не надумали бунтовать, мне пришлось бы торчать весь день в вельде с овцами, а солнце в те дни припекало так, что земля пятки обжигала. Выходит, мне с их бунтом очень повезло.

Жаль только, что все кончилось так быстро.

Ну что, учитель, до чего довел тебя твой ум? Теперь ты умер, и мне придется самой заботиться о себе. А я привыкла к лучшей жизни. Это ты настоял на том, чтобы пересечь горы и начать все сначала. Говорил, что, когда я войду во вкус настоящей жизни, мне она понравится.

Это из-за тебя я так рано стала матерью. Я еще играла в куклы, когда ты женился на мне. Ты превратил меня в свою куклу. А теперь у меня ребенок.

Неужели ты действительно думал, что я сумею жить в здешних краях? В Кейпе все было таким милым и цивилизованным. Нужно было испытать подобный ужас, чтобы я поняла, сколь жестока эта страна. Дикие земли, не для белых людей.

Если это и есть та самая жизнь, о которой ты говорил, то мне такой жизни не нужно.

Там, на чердаке, самый лучший на свете запах. Запах сушеных фруктов и изюма, табака и чая. Но в конце прошлой недели мама сказала, что я уже большая и поэтому мне больше нельзя лазать на чердак: девочка, которая скоро начнет учиться в школе, должна следить за своим поведением. И я была даже рада, когда мы снова забрались туда. Это было похоже на игру в прятки.

Я, конечно, знала, что на самом деле это не игра. Но пока я лежала на полу и глядела через щели между досками, все внизу казалось таким непонятным — пальба, грохот, крики, — что в это нельзя было по-настоящему поверить. Когда я смотрела вниз на этот чужой мир, мне казалось, будто я где-то далеко-далеко отсюда, но я продолжала смотреть не отрываясь. На этот мир взрослых, которого я, наверно, никогда не пойму и который был для меня чужим. А поэтому и все происходящее не слишком волновало меня.

Маленькая Катрина то и дело принималась плакать, а мама издавала какие-то смешные звуки. Я знала, что если посмотрю на ее одежду, то снова увижу кровь. Поэтому не смотрела. Я просто лежала на животе и глядела в щель, зная, что, даже когда я стану взрослой и очень старой, я все равно этого не забуду. Потом мне из-за этого начали сниться страшные сны. Правда, пока я лежала там, на чердаке, все это не особенно отличалось от сна.

Иногда я и вообще не понимаю. Может, я тогда просто спала? А может, и теперь сплю? Но если это только сон, то проснусь ли я когда-нибудь?

Я даже не знаю, хочу ли я проснуться.

Я бы охотнее осталась в ту ночь в хижине, чтобы быть рядом с Галантом, если вдруг что-то произойдет. Но он был мрачен и злился на меня с того дня, как вернулся из поездки за учителем, сердился, что я не украла ружья. А как я могла украсть их? Я попробовала, но мне помешала хозяйка. И тогда я решила, что мне нужно ночевать в доме — это единственное, чем я могу доказать ему, что я с ним заодно. А если баас снова вздумает обойтись со мной как обычно, пускай. Зато я буду в доме, буду начеку и, если понадобится, открою им дверь. Мне хотелось остаться с Галантом, но ради него я ушла в дом. И это-то было самым ужасным: не убийства, тогда и потом, а то, что они разлучили меня с Галантом — ведь прежде мы были вместе.

— Да, ступай, — сказал Галант, когда я взяла ребенка. — Теперь твое место там.

— Неужели ты не понимаешь? — взмолилась я.

— У меня много дел, — ответил он и отвернулся.

На полпути к дому, оглянувшись, я увидела, что он стоит в дверях хижины, глядя на меня и на ребенка. Я хотела окликнуть его, но что бы я ему сказала? Вот так это и осталось у меня в памяти: я тут, он — там, а между нами тишина двора.

Перемыв посуду и прибравшись на кухне, я уложила ребенка возле плиты и затем улеглась сама. Но заснуть не могла. Я лежала, прислушиваясь к тихому сопению ребенка и к звукам в доме. В темноте дом начинает жить собственной жизнью: потрескивают балки, словно по ним медленно прохаживается грузный мужчина, скрипят кровати, в дымоходе вздыхает ветер, стучат ставни. Я вслушивалась и в звуки снаружи, но не слышала ничего необычного. Возле двери пес грыз кость. Вдалеке порой слышался хохот шакала или какого-то таинственного духа. Попискивали летучие мыши. Прокричала совка. Вот и все. Но я-то знала, что ночь полна голосов мужчин и цоканья лошадиных копыт. Кровь, беззвучно бурлящая в темноте. Ветер, затаивший дыхание перед тем, как разразится гроза и белая молния расколет черное небо.

И вдруг я услышала шаги Николаса. Я напряглась, но не шелохнулась.

— Памела! Ты спишь?

Я старалась дышать глубоко и ровно, надеясь, что он отстанет.

Его рука легла на мое голое плечо. Я по-прежнему не шевелилась.

Ты снова принимаешься за старое, думала я. Неужели тебе не довольно того, что тут спит твой ребенок? А мужчина, которого я хочу, там, снаружи. Но что он знает обо мне? Что может знать один человек про другого?

— Оставишь ты меня, наконец, в покое? — спросила я. — Или ты не понимаешь, что делаешь?

— Мне нужно поговорить с тобой, Памела.

— Можешь поговорить днем. А сейчас ночь, и я сплю.

— Мне больше не с кем поговорить.

— Разговаривай с такими, как ты. А меня оставь в покое. Я рабыня.

— Раньше ты меня слушала.

— Потому что я не имела права отказаться.

Он помолчал, а потом спросил:

— Памела, что нашло на Галанта?

Я так удивилась, что невольно села рядом с ним. В темноте ничего не было видно, даже угли в печке уже погасли.

— Галант очень изменился, — сказал он.

— Почему ты говоришь об этом мне? — злобно сказала я. — Это ваше дело.

— Он со мной не хочет разговаривать. А ты его жена.

— Этого не подумаешь, зная, что ты спишь со мной.

— Сегодня вечером я плохо говорил с ним.