Мулуд Маммери - Избранное

Вдруг наверху, на краю обрыва, Али заметил тень. Человек полез прямо к тому кусту, где не переставая заливался автомат Омара. Не в силах оторвать взгляд от оврага, Омар не видел и не слышал ничего из того, что происходило у него над головой. А тень между тем не торопилась. Размеренно, с кошачьей осторожностью она скользила по земле все ближе к Омару. На мгновение человек обернулся. Луна осветила лицо под темной каской. Али узнал лейтенанта Делеклюза, подумал про себя: «Хочет взять его живым, подлец!»

Он тихонько повернул автомат в сторону приближавшейся тени. Прицелился, нажал. Крючок не поддавался. Нажал посильнее — нет, ничего! Автомат заело. Али прошептал как заклинание: «Нет бога, кроме аллаха, и Мухаммед — пророк его». Снова попробовал сдвинуть крючок, но он по-прежнему не поддавался. Тогда Али вытащил из-за пояса нож с широким коротким лезвием и стал ждать.

Омар услышал возле себя шум скатившегося камня, но было уже поздно, лейтенант Делеклюз был рядом. Али уловил во тьме глухой шум борьбы, длившейся несколько секунд. Потом оба покатились вниз по откосу. Лейтенант Делеклюз закричал: «Ко мне! Не стрелять!» Сначала ползком, потом выпрямившись во весь рост, солдаты, которых становилось все больше и больше, начали подходить к тому месту, где лейтенант продолжал бороться с Омаром. Омар дрался отчаянно, пока один из солдат не уложил его ударом приклада.

Лейтенант приказал обыскать все вокруг, «каждый камень, каждую травинку». Али увидел, как прямо к нему направился приземистый смуглый солдатик с автоматом на изготовку. Тогда он поднял руки и громко сказал: «Не стреляй. Сдаюсь». Смуглый позвал на помощь других. Али вытащили из укрытия, связали ему руки за спиной и отвели в овраг. Он увидел распростертого на камнях Омара. Из горла его вырывался хрип, на виске запеклась струйка крови.

После того как в отряде Али Лазрака было решено пробиваться поодиночке, Акли простился с товарищами и направился к деревне. «Если повезет, — размышлял он, — то по краю гребня я смогу проскочить на ту сторону». Акли устал, но помнил: зазевайся на минутку — нарвешься на врага, и тогда конец. На черном экране неба Акли уже различал бурые, сплюснутые, словно ячейки пчелиных сот, хижины Тигмунина. Еще несколько минут — и гребень холма останется позади…

Огонь на минарете вспыхнул внезапно и ярко, выхватив из темноты верхушки ближних деревьев. Поворачиваясь, прожектор, как метлой, подметал своим лучом все вокруг. Порой он замирал, пристально вглядываясь в чащобу, и снова гас, и ночь становилась от этого еще чернее. Акли остановился. Глаза его постепенно стали свыкаться с темнотой, но тут луч света вновь вырвался из окна минарета и бесшумно закружил в медленном вальсе. Акли увидел крадущиеся меж деревьев тени солдат и понял, что дальше идти нельзя.

Он подождал, пока снова смог ориентироваться, и пополз к стоявшему в нескольких метрах от него круглому островерхому шалашу, куда здешние крестьяне складывают на зиму солому. Осторожно вполз туда и затворил сплетенную из веток дверь. Ему стоило огромного труда побороть сильное желание закрыть глаза. За всю неделю Акли удалось поспать всего несколько раз, да и то урывками, по полчаса.

Он лег на живот, держа автомат в руках, и принялся наблюдать сквозь щели за тем, что происходило в лесу. Прожектор помогал ему, освещая время от времени до мельчайшей травинки все, что попадало в поле его зрения.

Вдруг сзади послышался собачий лай. Акли обернулся. Высокий светловолосый солдат едва сдерживал овчарку, тянувшую за поводок. «Если уж стрелять, — подумал Акли, — то сначала в пса».

Солдат бросился ничком на землю, спрятавшись за ствол огромного ясеня, свистнул. Собака не переставала лаять и все тащила за поводок. Свет прожектора время от времени вспыхивал во мраке.

Акли услышал ответные свистки, потом при новой вспышке прожектора увидел еще нескольких солдат, укрывшихся за стволами деревьев. Он услышал, как кто-то сказал: «А ну-ка, выдай им гранату», и тут же почувствовал резкую боль в правой руке. Он выстрелил сначала в собаку, услышал, как она завыла. Потом по всем пням, что видел перед собой. Выкрикнул несколько приказаний, чтобы те, за деревьями, подумали, будто он не один, и сразу же, воспользовавшись тем, что прожектор, который только что погас, ослепил солдат, бросился бежать к деревне.

Прошло довольно много времени, прежде чем его слух смог уловить где-то далеко позади беспокойные выкрики солдат. Они уходили в сторону долины, и свистки, которыми они подавали друг другу сигнал, держа дистанцию, становились все тише. Оставшись без собаки, они брели наугад меж деревьями и пнями.

«Все было бы ничего, если б не рука», — думал Акли. Она безжизненно болталась вдоль тела и ужасно мешала ему бежать. У последних домов Тигмунина он остановился посмотреть, что с ней. Кость была перебита, рука висела на лоскутьях кожи, оставшейся на окровавленном мясе. Тогда он достал нож с широким коротким лезвием и одним взмахом отсек руку. Потом подобрал ее с земли и, зажмурившись, бросил на кактусы, окаймлявшие дорогу. Его тошнило.

Акли спустился в лощину по тенистому, густо заросшему склону. Он, наверно, потерял много крови, и рука болела. Он ее чувствовал, как будто она еще была на месте. Но главное — ему безумно хотелось пить, несмотря на прохладу ночи. Вспомнилась Акли поговорка: «Человек, задетый пулей, ищет воды». Теперь он понял почему: он горел как в лихорадке.

Акли направился напрямик к ручью. Французы, к счастью, были уже далеко, даже свистков их не было слышно. Акли склонился над водой, но, услышав где-то совсем рядом шум шагов, затаился за ближним кустом олеандра. Вскоре он увидел джундия из их же отряда. Пробежав мимо него, тот тоже бросился к воде, упал на живот, склонился над ручьем и, захлебываясь, стал жадно пить большими глотками. Вода вокруг джундия порозовела. «Тоже, видать, ранен парень», — подумал Акли и вышел из-за куста. Джундий вскочил, схватился за автомат, но, узнав Акли, снова погрузил лицо в прохладную воду. Акли видел, как прозрачные пузырьки всплывали из глубины и лопались возле самых губ его товарища. А вскоре к ним присоединился третий джундий.

Вечерело. Все трое укрылись в прибрежных кустах тамариска и олеандра. А когда настала ночь, за ними пришла крестьянка из Тигмунина. На вид крепкая, но из тех, чей возраст не угадаешь. Она знала, где прячется от французов врач (потом выяснилось, что это был фельдшер, мастер на все руки).

Фельдшер сказал, что остатки руки у плеча надо отрезать, а то очень уж неровный получается срез. Акли взглянул на свое плечо. Увидел кашу из сгустков крови, перемешанных с осколками кости и белыми клейкими прожилками костного мозга.