Мулуд Маммери - Избранное

Лейтенант замолчал и стал теребить в руках связку ключей.

— Он так и не ушел? — спросил Башир.

— Как видишь.

— А жена?

— Первый труп, который они нам после того подбросили, был ее.

Комар проскользнул в полуоткрытую дверь, положил на стол сигареты.

— «Голуаз блё», лейтенант, вы их любите. А я предпочитаю табак полегче.

Он почему-то засмеялся и, вихляясь, вернулся на свое место.

— С Комаром, доктор, ты ничем не рискуешь, — сказал лейтенант. — Для него перейти заграждения все равно что прошвырнуться по бульвару… Я уж не говорю о том, что на его стороне барака [78] Удача, счастливая судьба (араб.). !

Связная, которую они два дня назад послали в Талу, все не возвращалась.

— Если ее схватили, — сказал Али, — она все расскажет. Надо немедленно уходить отсюда…

— Это лучшая связная сектора. Она ничего не скажет! — возразил Акли.

— Но ведь и старуха не возвращается. Надо предупредить остальных. Через полчаса выходим.

— Куда?

— В Талу.

— С ума сошел! Ведь связная как раз оттуда и не вернулась.

— Другой дороги нет.

— Постой, сержант, пораскинь мозгами! Это же типичный случай. Ты идешь мимо своей деревни. Не бывал ты там давно. Это сильнее тебя. Как же ты пройдешь мимо камней, улиц, площадей, как не повидаешь старуху мать и Фарруджу? Да что я тебе объясняю? Что, ты сам не знаешь? Ты вроде неразумной пташки, которая наперед знает, что это западня, конец, и все равно лезет в нее.

— Все остальные дороги тоже контролируются французами. В Тале риск меньше, чем где-нибудь еще.

— Ну, знаешь, мне-то ведь все равно, это моя последняя операция. Хватит с меня лесов, шакалов, двадцатилетних девчонок-связных, голодных колик в желудке, ячменных лепешек и инжира позапрошлого урожая. Я махну в Тунис и буду там себе жить припеваючи.

— В Тунисе тебя запрячут в казарму, и ты еще наплачешься. А когда настанет праздник Независимости и ты окажешься в одной шеренге со мной, мне придется просто тащить тебя за шиворот… ноги тебя уже не будут держать… Это я тебе точно говорю… отвыкнут ходить.

С той поры как Акли потерял руку, он получил аттестат, в котором говорилось, что он уже не годен для службы во внутренней армии. Ему было предписано переправиться в Тунис с одним из подразделений в самое ближайшее время. И переход до Акфаду был, как говорил сам Акли, его последней операцией.

Несколько минут спустя весь отряд собрался возле соломенных шалашей, низкие конусообразные крыши которых виднелись у входа в деревню. Мальчуган из местных вывел их из деревни, и теперь только светлая холодная ночь окружала отряд.

Едва парнишка ушел, Али услыхал, как Акли сказал двум джунудам, шагавшим рядом с ним:

— Он говорит, будто в Талу мы идем потому, что, мол, маршрут у нас такой, а на самом-то деле это из-за Тасадит!

Али подумал: «Дед сердится, что ему приходится покидать нас. Вот и выдумывает невесть что».

Всю ночь они шли молча. По мере приближения к Тале Али узнавал поля, родники, дороги.

Акли, который шел рядом с ним, молчал. А это бывало, только когда он сильно уставал.

— Скоро уж будем на месте, — сказал Али.

— Пора бы!

— Давай автомат.

Али знал, что, если не меняешь руку, автомат начинает казаться невыносимой тяжестью.

Акли отдал ему автомат.

— Ну как? — спросил Али.

— Ох уж эта мне рука, — сказал Акли. — Я ее бросил на кактусы, а она все тут как тут и все болит… Подумать только!

— До чего ж чудн о снова видеть луга, где я когда-то пас коз.

— Я же тебе говорил — типичный случай!.. Только что-то здесь все вымерло, к чему бы это? Ни солдат тебе, ни гражданских! Тебе это кажется нормальным?

— О! Слышишь?

Оба они замерли, как по команде, и переглянулись. Луна стояла низко над гребнями Тамгута, и оттого, что вершины его были освещены, темень в долинах казалась еще более непроницаемой.

— Гром это, — сказал Али.

— При таком-то небе?

От сияния тысяч звезд все вокруг казалось прозрачным.

— Да это же колонна военных машин идет по шоссе.

— Как будто на свидание с нами, — сказал Али. — Подождем их здесь. Если там не больше шести или семи машин, встретим как полагается. Если больше — пропустим.

— Глупо! — сказал Акли. — Но раз уж это моя последняя операция!..

По мере того как колонна приближалась, лязг железа становился все слышнее. Когда машины попадали на освещенные луной участки дороги, их бесформенную массу можно было разглядеть даже издалека. Шли они медленно, с погашенными фарами. Али сосчитал. Их было восемь.

— Мне кажется, первые два грузовика не военные, — сказал Акли. — Они не похожи на другие… А в легковой машине, которая сейчас обгоняет грузовики, верно, офицер.

— С нее-то и надо начинать, — сказал Али.

— Ты думаешь?..

— Да!

Али расставил отряд цепочкой в прогалинах между зарослей невысокого густого кустарника, окаймлявшего дорогу. Шум моторов теперь доносился совсем явственно. А за спиной у них темнела бурая масса домов Талы, она выделялась на побелевшем небе, с которого торопливо сбегали, предчувствуя зарю, тысячи звезд.

Подозрительных быстро собрали на площади, но, так как провожать их вышла вся деревня, вскоре образовалось две группы: маленькая сгрудившаяся кучка людей посередине, а вокруг — более многочисленная и беспорядочная толпа. Те, что оставались, украдкой поглядывали на уходивших, но уходившие не обращали уже никакого внимания на тех, кто оставался. В эту минуту все они думали об одном и том же: что сулит им грядущая ночь, как-то они проведут ее? Они пытались предугадать то, о чем их будут спрашивать, чтобы приготовиться к защите. Но больше всего они боялись не солдат, нет, а Тайеба и харки.

Группа была в сборе, когда Тайеб попросил у сержанта позволения сходить еще за кем-то, о ком забыли. «Один… два… двадцать девять, тридцать… все на месте», — сказал Гамлет, но Тайеб уже исчез. Он очень скоро вернулся. Сначала послышался его хриплый голос, а потом появился и он сам. «Сука, сукина дочь! Я тебе покажу, мужчина Тайеб или нет! Иди погляди, как будут орать мужчины от побоев Тайеба. Иди и ты покричи вместе с этими мужчинами под ударами Тайеба». Сквозь поток его ругани время от времени прорывался визгливый жалобный голос. Тайеб появился в толпе, волоча за растрепавшиеся волосы маленькую смуглую женщину. Он швырнул ее в круг людей, и она закричала от боли. Мужчины отвернулись, а женщины с ужасом уставились на новенькую: это была жена Тайеба!

Колонна начала спускаться к САС. Во главе ее шли Тайеб и Амер, за ними группа из тридцати человек, потом солдаты вперемежку с харки. Фарруджа с дочерью шла в самом конце. На их карточках капитан Марсийак обнаружил пометку: «Не исключена двойная игра». Женщины помогали идти старикам, потому что Тайеб без конца подгонял их. У Моханда Саида, закутавшегося в длинные полы белого бурнуса, вид был отсутствующий, и это безразличие, действительное или наигранное, ужасно раздражало Тайеба, который приходился Моханду дальним родственником.