Джон Ле Карре - Песня для зебры

— Сальво?

— Что, любовь моя?

— Я нехорошо поступила, Сальво. Мне нужно тебе кое в чем признаться.

Представитель посольства Великобритании в Киншасе называет слухи о возглавляемых англичанами наемниках в регионе “абсурдными фантазиями”.

Ну конечно он прав! Как же иначе! Ведь до переворота еще девять дней! Или Бринкли скомандовал наступление, едва я выскочил из его дома?

— Слушай, ничего плохого ты не сделала. Все в порядке. Правда! Не важно, о чем речь. Я все знаю. Расскажешь, когда вернешься, ладно?

В отдалении слышится пронзительный детский визг.

— Ой, Сальво, мне пора.

— Понимаю, беги. Люблю тебя.

Конец ласковым словам. Отбой.

Четверо швейцарских авиационных техников, попавших под перекрестный огонь, требуют защиты у командира войск ООН в Букаву.

Усевшись в кресло-качалку, ставлю приемник рядом с собой на столик и изучаю узоры на обоях миссис Хаким, пока Гэвин, наш корреспондент в Центральной Африке, сообщает известные на данный момент подробности произошедшего:

По словам правительства в Киншасе, военный переворот, поддерживаемый руандийцами, пресечен на корню благодаря блестяще проведенной операции сил безопасности, основанной на самых точных разведданных.

Власти Киншасы высказывают подозрение, что к перевороту причастны Франция и Бельгия, однако не исключают участия и других, пока не названных, западных держав.

Двадцать два игрока одного из африканских футбольных клубов, прибывших в Букаву, задержаны для допроса в связи с обнаружением тайного склада стрелкового оружия и крупнокалиберных пулеметов в аэропорту Кавуму.

Об убитых и раненых не сообщается. Пока не установлено, из какой африканской страны прибыли в Букаву задержанные футболисты.

Швейцарское посольство в Киншасе отказалось на данном этапе давать какие-либо разъяснения относительно четырех авиационных техников. Запросы об их проездных документах уже направлены в Берн.

Спасибо, Гэвин. Выпуск последних известий закончен. Последние сомнения отпали.

Комната отдыха миссис Хаким обставлена с претензией на роскошь, в ней удобные кресла с подлокотниками, а на стене висит картина маслом: гурии танцуют на берегу райского озера. Через час здесь соберутся азиатские торговцы, чтобы, дымя крепкими сигаретами, смотреть бесконечное болливудское кино по телевизору размером с “кадиллак”, а пока я в полной тишине, словно в похоронном бюро, смотрю десятичасовые вечерние новости. В кандалах человек преображается. Бенни как-то съежился. Антон, наоборот, распух. Паук вырос сантиметров на двадцать, с тех пор как в импровизированном поварском колпаке разносил тарелки. Но звезда представления не пакистанец в голубом шлеме, командующий силами ООН, и не полковник конголезской армии с офицерской тросточкой, а наш шкипер Макси в брюках цвета хаки без ремня и в намокшей от пота рубашке без одного рукава.

Эти брюки — все, что осталось от универсального костюма на все случаи жизни. В последний раз я его видел, когда Макси отдавал мне белый конверт с семью тысячами долларов, которые он, щедрая душа, вытряс для меня из Синдиката. Вместе с Букиными очками, увеличивающими глаза, куда-то подевалось и пленившее меня обаяние, однако в остальном Макси отлично вошел в роль — на лице написана упрямая решимость не сдаваться и не признавать поражения, сколько бы его ни секли у позорного столба. Пуленепробиваемые руки, скованные наручниками впереди, скрещены, точно собачьи лапы. На одной ноге высокий ботинок со шнуровкой, другая, босая, симметрична голому плечу. Но передвигается он медленно не из-за утерянного ботинка, просто кандалы на ногах явно слишком тесные и цепь между ними слишком коротка для человека его роста. Он смотрит с экрана прямо на меня, яростное движение губ легко расшифровать и без звука: “Да пошел ты!” До меня не сразу доходит, что пожелание адресовано оператору, а не лично мне.

Следом за неловко шагающим Макси плетутся Антон и Бенни, прикованные друг к другу и к своему Шкиперу. У Антона на щеке ссадина — не иначе, полез куда не надо. Бенни кажется меньше ростом из-за цепей, вынуждающих его горбиться и волочить ноги. Его седой “конский хвост” под корень отрезан чьим-то ножом-панга — такое впечатление, что Бенни готовили к гильотине. За ним идет Паук, мастер самодельных электропогонялок и мой коллега слухач-мазурик; оковы не портят его осанки. Кепку с него не сняли, что позволяет ему сохранять определенное достоинство. Он же у нас акробат, поэтому, в отличие от ковыляющих товарищей, двигается легко. Вчетвером они напоминают неуклюжих танцоров конга, дергающихся туда-сюда, не в состоянии уловить ритм.

За белыми тянется вдаль шеренга “футболистов”, около двадцати человек, — печальные черные тени. Ветераны, ни одного новичка, лучшие бойцы в мире. Я взволнованно пытаюсь разглядеть среди них Дьедонне или Франко: вдруг в неразберихе проваленной операции они каким-то образом угодили в самое пекло? С облегчением констатирую, что ни громадной туши старого воина-инвалида, ни тощего как скелет лидера баньямуленге не видно. Хаджа не ищу, что-то мне подсказывает, что его там нет. Комментаторы упоминают колоритную деталь: Макси — известный пока только как “предполагаемый главарь” — исхитрился в момент ареста проглотить свою сим-карточку.

Вернувшись в комнату, продолжаю изучать обои миссис Хаким. По радио передают интервью с парламентским заместителем министра иностранных дел.

— Наши руки кристально чисты, спасибо, что спросили, Эндрю, — сообщает она корреспонденту с резковатой откровенностью в лучших традициях новых лейбористов. — Правительство ее величества, поверьте мне, никакого отношения к происходящему не имеет. Ладно, допустим кто-то из них англичанин. Ну и что с того?! Прямо скажем, не думала, что вы настолько нас не уважаете. По нашим данным, это халтурная инициатива некомпетентных частных лиц. Только не надо изводить меня вопросами, чья именно, — я понятия не имею! Зато мне совершенно ясно, что операция проводилась дилетантами, а мы, за кого бы вы нас ни держали, все-таки профессионалы. И я, Эндрю, как и вы, выступаю за свободу слова! Спокойной ночи!

Макси обретает фамилию — одна из бывших жен увидела его по телевизору. Очень милый человек, из тех, кто никогда не взрослеет, сын приходского священника. Учился в военном училище в Сандхерсте, заведовал школой альпинизма в Патагонии, работал по контракту в Арабских Эмиратах, жизнерадостно щебечет она. Некий ученый из Конго, называющий себя Просветителем и подозреваемый в организации переворота, ушел в подполье. Интерпол ведет расследование. О лорде Бринкли, о его анонимном международном Синдикате, о планах по захвату рудников Восточного Конго — ни слова. О ливанских мошенниках, независимых консультантах и их друзьях — опять-таки молчок. Все они, надо полагать, играли в гольф.