Ольга Грушина - Очередь

— Что тут продают? — мрачно спросил он. — Скатерти? Шторы?

— Нет, не… по правде говоря, даже не… — Голос у нее упал. — А что такое? Нам, по-твоему, новые шторы нужны? Наверно, в спальню, да? Наши-то пообветшали немного, ты заметил? Я подштопала — может, теперь не так…

— Нормальные у нас шторы, — перебил он.

— Ну, неважно, главное — ты здесь, а я как раз вспомнила, что нужно отцу сорочку погладить, у него сегодня вечером ответственное выступление. — Последние слова она выговорила в сторону, тем же преувеличенно громким голосом. — Вставай на мое место, а я отойду ненадолго, за час обернусь, самое большее, или даже минут за сорок…

— Мне некогда, — отрезал он.

— Да я мигом, за полчаса управлюсь. Вот, держи, на всякий случай. Жалко очередь терять, я две недели убила, вот-вот откроют, но вряд ли в ближайшие двадцать минут. Только никуда не уходи, буквально четверть часика постой, хорошо?

Он уставился на кошелек, который она сунула ему в руку.

— Ладно уж, — сказал он. — Ладно. Не торопись.

Плевать на их деньги, конечно, хотя ему ни копейки на карманные расходы не дают, за ними должок числится; западло проверять, сколько там лежит, разве что дождаться, пока она за угол завернет, да нет, не больно хотелось. Он опустил кошелек в карман и уставился в никуда. Через некоторое время воздух резко сделался каким-то серым, как будто рыбины облаков, плывущие по мутным водам неба, вдруг разом перевернулись кверху брюхом, обратив к нему темные спины. Его незащищенное лицо, руки, шею царапнули мокрые иголки снежинок.

— Наконец-то! — выкрикнул кто-то впереди.

Стряхнув оцепенение, Александр вгляделся в снежную мглу.

Щит, закрывавший окно, был снят; в киоске зажглось электричество. В окне Александр заметил склоненную женскую макушку. Ничего себе, подумал он, я ведь даже не знаю, сколько матери нужно салфеток или чего там; но раз уж на то пошло, он вытащил кошелек — и к своему изумлению обнаружил в нем целую пачку крупных купюр; такой суммы он в жизни не видел: тут две месячных зарплаты будет, как минимум, прикинул он, затаив дыхание.

— Бляха-муха, кто мне скажет, что тут дают? — проговорил хриплый мужской голос прямо ему в ухо.

Александра бросило в жар; он поспешил защелкнуть кошелек.

— Откуда я знаю? — оборачиваясь, выдавил он.

Мужик в дырявой, непомерно большой телогрейке по возрасту годился ему в отцы; из подбородка неопрятными клочками торчала щетина; правая щека хранила след застарелого фингала.

— Будь другом, подержи мою очередь, — бодро сказал он, обдавая Александра запахами перегара и пота, а сам вразвалочку двинулся вперед.

— Ишь, умник нашелся, — неодобрительно бросил кто-то ему в спину. — И не такие узнать хотели, да обломились.

Очередь уже сжалась, подобралась, подтянулась, как гусеница. Александр выжидал, крепко сжимая кошелек. Люди шаг за шагом продвигались; теперь в беспощадном свете голой лампочки ему уже были видны черные корни соломенных волос продавщицы.

Воздух вибрировал отзвуками какой-то свары у самого прилавка, когда вернулся оборванец в телогрейке.

— Билеты на концерт, — объявил он и смачно плюнул на тротуар. — Верите, нет? Этих придурков столько времени мурыжили ради билетов на концерт!

Это известие упало в толпу, повергнув ее в тягостное, недоверчивое молчание. Потом вдоль очереди прокатился ропот, который ширился подобно кругам на воде.

— На концерт?

— Действительно сказали «концерт»?

— А что за концерт, не знаете случайно?

Мужик коротко хохотнул.

— Два прихлопа, три притопа, трень-брень, танцы-шманцы — один черт, мне эти симфонии побоку. Вон колотун какой, в горле пересохло, пора согреться душой и телом. Пойдешь, братишка?

— Кто, я? А чего, пойду, — отозвался Александр, небрежно пожав плечами, и вышел из очереди.

Они молча шагали сквозь мерзлый черно-белый город.

— Ты что предпочитаешь: позабористей или повкусней? — спросил оборванец, пройдя несколько кварталов.

Александр ответил ему непонимающим взглядом.

— По водочке или по коньячку? — уточнил мужик.

Александру вспомнилось, как они с двумя школьными приятелями встретились после уроков, вывернули из карманов деньги на мороженое, деньги на автобус, деньги рассеянных соседей по коммуналке и отправили в магазин самого рослого из троих, у которого на верхней губе уже намечалось подобие усиков, а потом не один час сидели в парке на скамье, дожидаясь, когда темнота скроет их заговорщически-нетерпеливые физиономии. Бутылка пошла по кругу, мир сделался ярким, потом озлобился, а под конец вообще распался на части; тогда-то третий парнишка, безусый, и говорит: это, мол, вообще не водка, а какая-то отрава паленая, от которой только кишки разъест — хотя сам так и норовил отхлебнуть побольше; она, говорит, даже не загорится, если спичку поднести. Александр отлучился и, пугая прохожих, выклянчил у кого-то коробок спичек, а когда вернулся, застал жестокую ссору двух других; у того, что поменьше ростом, даже была разбита губа, хотя он в итоге оказался прав, потому что чахлое ядовитое пламя — не то лиловое, не то синеватое — вспыхнуло И тут же сдохло, а потом Александра в кустах буквально вывернуло наизнанку.

— По коньячку, — ответил он.

— Лады, есть у меня кое-что на примете, — весело сказал мужик.

Они шли по улицам, ныряли в переулки, срезали углы, пробирались вдоль пьяной изгороди. Александр всегда считал, что знает свой район вплоть до последней надписи на глухой бетонной стене, но даже он потерял ориентиры, когда мужик толкнул дверь в подъезд какого-то жилого дома. Бледные кляксы январского дня высветили спускающуюся в подвал грязную лестницу, на верхних ступеньках которой поблескивала слякоть от множества облепленных снегом подошв.

В подъезде Александру стало не по себе. Он не имел представления, куда его занесло.

— Ты со мной или как? — загрохотал снизу хриплый голос. — Не дрейфь, главное — держись меня, тогда не пропадешь.

И когда Александр поравнялся с ним во мраке подземелья, протопав по скользкой лестнице в такт глубоким, частым ударам сердца, перед ним коротко сверкнули зубы нового знакомца.

— Сболтнешь кому про это место — кирдык…

Ухмыляясь, мужик провел пальцем по горлу.

Александра пробрал холодок: он так и не понял, сказано ли это в шутку или всерьез.

Они торопливо шли низкими, тускло освещенными коридорами; рядом сочились влагой трубы, в лицо то и дело ударяли потоки горячего воздуха, смешанные с густыми запахами жареного лука и хозяйственного мыла из верхних квартир. Потом оборванец вильнул в сторону и навалился плечом на стену. Под стон невидимых дверных петель они вдруг попали в большой двор-колодец, замкнутый в кольце приземистых строений.